Антон Тускарев

1. Возможно ли Церкви быть аполитичной ?

Когда заходит речь о государственности, от многих церковных людей приходится слышать: «Церковь должна быть абсолютно аполитична» и «полностью отделена от всякого государства». Эти тезисы - порождения антихристианского противоцерковного гуманизма - либеральные богословы этого столетия выдают за учение Церкви, за необходимое условие процветания Православия. Но возможна ли аполитичность Церкви? Искренняя аполитичность предполагает полный уход из мира, отказ не только от всех прав, обязанностей по отношению к государству и обществу, но и от всех прав, предоставленных ими, - ибо права, неотделимы от обязанностей. Очевидно, что такое «иное бытие» возможно лишь для отдельных членов Церкви - для иноков или для Церкви в условиях гонений, когда все ее члены живут катакомбной жизнью. Церковь, имеющая права юридического лица, право собственности на недвижимость, а своих членов - в парламенте и местных органах власти, не может быть аполитичной, ибо в мире сем за все надо платить - и за предоставленные права тоже, как бы ничтожны они ни были.

Считать ли аполитичностью благословение церковными деятелями «всех на все»: то партократии, то демократии, то застоя, то перестройки, то генсеков, то президентов; служение молебнов то за «октябрь», то за «август»?

Строгая нелицемерная аполитичность как раз состоит в полном отказе от всех оценок мирской действительности, равно от одобрения и порицания, а не только в воздержании от политической борьбы. Право одобрения государственной и политической жизни предполагает право неодобрения этой жизни и свободный выбор между этими правами, а аполитичность предполагает свободный отказ от этих прав. Аполитичен затворник или отшельник, делатель умной молитвы, ушедший из мира ради духовной жизни, но церковный деятель, отказывающийся, например, поддержать патриотическое движение и благословляющий движение демократическое, явно не аполитичен.

И каждый христианин, живущий в миру, и вся поместная Церковь, особенно иерархия, не может быть абсолютно аполитичной, ибо обязана давать принципиальную оценку окружающей жизни и пастырски наставлять своих чад. В смысле политической деятельности христианин действительно скорее аполитичен, так как не связывает себя политическими программами партий или членством в них. Но это не значит, что у него нет принципиальных убеждений о том, какая государственность совместима с его верой, и какая нет.

Церковь была и остается мистическим Телом Христовым, имеющим небесного Главу. Она живет своей жизнью - жизнью Духа, общением со Христом. Но именно поэтому Церковь и оставлена Христом в мире, чтобы приводить к этой небесной жизни всех произволяющих.

Духовная жизнь и отдельного человека, и целого народа неизбежно отражается и на его внешней жизни. Как под влиянием внутреннего безбожия формируется особый быт и уклад жизни, образование и культура, так все эти области преобразуются заново под влиянием зародившейся внутренней жизни во Христе. Духовная жизнь не может протекать во внешних безбожных формах, но только в формах церковных и воцерковленных. Как писал св. Феофан Затворник, бывает внешнее без внутреннего, как, например, сухое безжизненное дерево, но внутреннего самого по себе без внешнего никогда не бывает, как и жизни без живых организмов. Там, где нет хотя бы минимально воцерковленных форм быта, там духовная жизнь физически невозможна.

Поскольку Церковь заинтересована в спасении душ людей, в их духовном здоровье, постольку она не может быть равнодушна к тому, в каких они живут условиях: воцерковленных или противоцерковных. Система образования, внешняя культура, средства информации и, в значительной степени, быт находятся под контролем государства. Поэтому Церковь не может быть равно аполитичной и к тому государству, которое принимает учение Церкви, содействует воцековлению культуры и быта, государственными мерами изгоняет все противоцерковные движения, и к тому государству, которое отвергает учение Церкви, покровительствует компании нравственного растления народа и всем противоцерковным движениям, хотя может быть открыто и не провозглашает своей задачей ликвидацию Церкви.

Церковь указывает и отдельному человеку, и целому народу высшую цель его бытия - жизнь с Богом во Христе, жизнь духовную, которая начинается уже в этой земной жизни, но в полноте своей раскрывается в вечности. Эта духовная жизнь проявляется во всех сферах деятельности человека, подобно тому, как мысль выражается в словесных формулировках. К этим сферам относятся не только быт, культура, но и государственность. Христианский «воцерковленный быт и христианская культура также отличаются от безбожного быта и современной культуры потребления, как христианский храм от дискотеки. Но, очевидно, что и христианская государственность, сложившаяся под благодатным влиянием Церкви, не может иметь ничего общего с государственностью антихристианской (хотя бы та и называлась «христианской демократией»), сложившейся в темную эпоху возрождения неоязычества, борьбы с Церковью, расцерковлением общества. А именно таково происхождение всех современных «демократий» (и их исчадий: анархии, олигархий и диктатур): все они - порождения антихристианских революций, хотя часто уже во втором или третьем поколении. И оставаясь лояльной в гражданском отношении и к такой государственности, Церковь никак не может быть к ней аполитичной, т. е. внутренне равнодушной, как к явлению, которое причиняет ее чадам тяжелый духовный ущерб.

Была ли аполитична древняя Церковь эпохи мучеников, имеющая наиболее высокий духовный уровень своих членов? Была ли она совершенно равнодушна к государству, на территории которого находилась - к Римской империи? Равнодушие предполагает равное отношение и к этому человеку, и к его врагам. И вот, за всю историю первохристианской Церкви мы не видим ни одного проявления антигосударственной деятельности со стороны ее членов. Первохристиане поддерживали Римскую империю во многих областях, именно потому, что понимали организующую и упорядочивающую роль монархической государственности в земной жизни. «Нет власти, которая не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», - сказано ап. Павлом именно про Римскую империю. «Начальник есть Божий слуга, отмститель делающим злое. Потому надобно повиноваться не только за страх, но и за совесть» (Рим. 13,5). Мы не видим не только ни одного христианского мятежа, заговора, бунта, но и ни одного христианина, который был бы соучастником языческих и иудейских мятежей и заговоров, направленных против империи. Мы не видим, чтобы христиане приветствовали военное поражение Рима, развал государства, пришествие варваров. Напрасно ищут космополиты и пацифисты своих единомышленников среди первохристиан - их там нет.

В числе первых апологетов христианства мы встречаем ученика ап. Иоанна Богослова епископа Мелитона Сардийского, который, предвидя неизбежный союз Церкви и империи, обращается к императору и доказывает ему всю благодетельность христианства для государства. Мы видим множество христиан среди воинов, причем самых доблестных, которые принимают мученичество за отказ принести жертвы идолам и отречься от веры, но отнюдь не за дезертирство, не за пораженческую пропаганду, не за шпионаж, не за голый пацифизм. Святые Георгий Победоносец, Андрей Стратилат, Прокопий, Феодор Стратилат и многие другие, не сомневаясь служат своим мечем римскому государству и императору, проливают за них свою кровь, и столь же принципиально отказываются обнажить этот меч для своей личной защиты. Мы видим христиан, даже во время гонений исполняющих заповедь ап. Павла: «Молитесь за царя и иже во власти суть».

Как это поведение чад Христовой Церкви непохоже на поведение питомцев синагоги иудейской - носителей разрушительного начала для всякой государственности. У последних на счету и два крупнейших восстания: иудейская война (67-70 гг.) и война Вар-Кохебы (132-134 гг.), подрывная работа в пользу враждебной Риму Персии, и шпионаж, и сдача городов, и многое другое. Кстати, по единогласному свидетельству апологетов, почти все гонения на Церковь были спровоцированы именно иудеями, распространявшими на христиан чудовищную клевету и подстрекавшими против них и римские власти и толпы язычников.

И после торжества христианства при св. Константине Великом даже те из христиан, которые оставляют мир и удаляются в пустыню, не остаются абсолютно аполитичными, но горячо молятся за императора и свое отечество, за победу римского оружия, являются наставниками и духовниками важных государственных сановников и самих императоров.

2. Аскетическая жизненная установка христианина - основа его монархического сознания.

Поведение христианина как человека государственно мыслящего, патриота, монархиста, верного присяге, добросовестного в службе, вытекает из его аскетической жизненной установки. Согласно заповеди Христовой, хотящий идти за Ним должен отвергнуть себя и взять Крест, погубить душу свою ради Христа и Евангелия, чтобы спасти ее в жизнь вечную.

Натуральное естественное состояние каждого человека, как потомка Адама, есть падшее, поврежденное грехом во всех силах души. Из этого состояния можно выйти не иначе, как силою Божией благодати, которая подается только верующему во Христа и следующему за Ним путем крестным. Без этого отвержения своего греховного естества, т. е. пораженного грехом разума, воли и сердца, невозможно усвоиться Христу, невозможно стяжать добродетели любви к Богу и ближнему.

Эта аскетическая установка христианина выражается в том, что весь порядок земной жизни должен помогать ему совлекаться ветхого человека и облекаться в нового. Эффективным средством обуздания своего греховного своеволия является, прежде всего, добровольное сознательное послушание и самоотверженное служение. Кому и чему? Богоустановленному порядку: вначале послушание в семье - родителям и старшим, затем Богоучрежденной власти царской и иерархии церковной. Именно таким путем христианин воспитывается в гражданина Царства Небесного. Неспособный к нелицемерному послушанию и добросовестному служению в земной школе, не годен и для Царства Небесного, где все ангелы и святые пребывают в полном послушании Богу и служении Ему.

С этим тесно связаны и понятия присяги, обета, долга. Христианская духовная жизнь начинается с обета крещения, который есть вступление в завет с Богом, присяга на верность Ему. Отсюда долг христианина - служить своему Господу до конца жизни, сохраняя Ему непреклонную верность. Сознание серьезности крещального обета вытекает из сознания святости веры, святости Бога, к Которому приступает христианин.

Все эти понятия абсолютно чужды демократическому «обществу потребления». Это общество, провозглашая натуральное греховное состояние человека нормальным, развивает его через всемерное удовлетворение эгоизма. Общество потребления не знает никаких святынь, кроме своего «я», все оценивает лишь в долларах и калориях, живет для своего чрева и кармана. Оно не знает никакого самоотверженного служения, добровольного послушания. Оно знает только «права» и «свободы». Оно не желает знать никакого стеснения своего своеволия, никаких обетов и присяг, признает только те обязательства, за нарушение которых надо платить неустойку. «Человек потребления» и к религии подходит чисто утилитарно потребительски: что эта религия дает из земных благ? (снимает ли психические напряжения, излечивает ли от болезней, обеспечивает ли деловой успех и т. д.). Очевидна полная несовместимость такой жизненной установки с подлинным христианством.

Общество, провозглашающее исключительной целью человека его земное преуспевание и материальное развитие, как бы ни прикрывалось названием «демохристианского», есть продукт антихристианской эпохи - эпохи глубокого и полного отступления человечества от Бога. Христианство и демократия также несовместимы, как гений и злодейство (если перефразировать известные слова Пушкина).

В свое время А. С. Хомяков показал, что происхождение еще древних республик - Карфагена, Афин, Рима вытекает из ослабления религиозного интереса у основавших их народов. Религия есть то, что человек признает выше себя или над собой, и то практическое отношение, в которое он себя ставит к признаваемому им высшему началу. Религиозный человек имеет жертвы и совершает иное служение Богу. Безрелигиозный человек, даже признающий «бытие Божие», живет всецело интересами земного благополучия, религии же уделяет минимум своего внимания, и то лишь как средству для обеспечения своего земного «успеха». В соответствии с этими жизненными установками религиозные в своей массе народы довольствуются патриархальной властью самодержца, обеспечивающей им необходимый порядок земного бытия, а главные силы души вкладывают в область религии и Богопочитания. Наоборот, мало религиозные народы довольствуются неким минимумом в области религиозных потребностей, а весь жар души отдают устроению «правового государства», выработке аппарата народного представительства, разветвленного законодательства и т. д. Так, в языческой римской республике ровно половину календарного года занимали многочисленные избирательные кампании (а вторую половину - зрелища в цирке); в христианском же Константинополе (Новом Риме) - церковные праздники; сердцем Рима был Капитолий - место политических схваток; сердцем Константинополя - храм св. Софии.

Политическая борьба неизбежна там, где религиозные интересы у народа почти отсутствуют; в хаосе этой бесплодной борьбы проходит вся история демократий древних и новых, старого и нового язычества. Это хаос постоянно кипящих политических страстей лучше всего обнажает адскую, демоническую сущность демократии.

По словам св. Павла, Бог не есть Бог неустройства, но чина и мира. Св. Дионисий Ареопагит - созерцатель божественных откровений, учит, что во все виды тварного бытия Богом заложен определенный порядок, чин, лад. Божие творение не имеет никакой уравниловки, но пребывает в определенной соподчиненности одно другому, образуя определенную иерархию, пронизанную взаимным согласием и гармонией. Напротив, зло, носителем которого является диавол, стремится разрушить эту Божественную гармонию, этот Богоустановленный порядок, ввергнуть сотворенный Богом мир в хаос и разрушение, и через это в небытие. ДЕМОКРАТИЯ В СВОЕЙ ГЛУБИННОЙ СУЩНОСТИ ЕСТЬ ИМЕННО ОТРИЦАНИЕ И РАЗРУШЕНИЕ БОГОУСТАНОВЛЕННОЙ ИЕРАРХИИ И ПОРЯДКА В МИРЕ, ОНА И ЯВЛЯЕТСЯ В МИР В АДСКОМ ПЛАМЕНИ РЕВОЛЮЦИЙ, И ПОТОМУ ЕСТЬ НАЧАЛО БЕЗУСЛОВНО ЗЛОЕ, ДЕМОНИЧЕСКОЕ.

Будучи началом всецело разрушительным, зло не имеет бытия в самом себе, а может лишь паразитировать на добре. Разрушив добро, оно неизбежно и само приходит к небытию, как и всякий паразит, истощив питавший его организм, погибает. И демократия может паразитировать только на накопленных веками духовных ценностях и нравственных устоях народа, а, истощив это богатство, приводит к денационализации, разложению, обезличиванию, т. е. к духовному небытию.

3. Христианская государственность есть Православная монархия.

Монархическая государственность есть древнейшая и самая естественная у всех народов. Первые демократии, такие, как римская и афинская, возникли уже позже, после первых в истории антимонархических революций и изгнания царей.

Ячейкой государства является семья. В семье отец природно является начальником, а сын - подчиненным; власть отца не есть результат семейных выборов, но вручена ему естественно законом Божиим (митр. Филарет Московский). Как из разросшейся семьи - племени возникает народ, так и из семейного единоличного возглавления - царское самодержавие. Как семейное, так и монархическое устройство есть установление Божие для земного существования греховного падшего человека. Первозданный человек, пребывавший в живом Богообщении, не подчинялся никому, кроме Бога, и был Владыкой над неразумными тварями. Человек, согрешивший, нарушивший Божественную иерархию подчиненности, отпавший от Бога, стал рабом греха и диавола, и как следствие этого стал подчиненным человеку, подобному себе. Греховная воля человека для ограничения своей разрушительной деятельности требует подчинения. Это Божественное установление имеет в виду единственно благо человека - ограничить распространение зла. И сама история подтверждает, что каковы бы ни были недостатки монархий, они не шли ни в какое сравнение с тем злом, какое приносили народам революции и анархии.

Монархическое правление установлено Богом по Своему подобию. «Бог как Единый установил власть единоличную; как Всемогущий - власть самодержавную: как Вечный - власть наследственную» (митр. Филарет Московский). Такова монархия вообще, независимо от ее духовного содержания; будучи установлена по подобию Божию, она уже имеет воспитательное религиозное значение. Христианская монархия сложилась и развивалась под непосредственным водительством и благодатным освящением Христовой Церкви, и потому имеет особое духовное содержание.

Церковь есть также установление Божественное, как и монархическая государственность, хотя и несравненно выше в силу своей Богочеловеческой природы. Поэтому она не могла иметь с ней принципиального противоречия, но со времен Константина Великого совместно с ней делала общее дело Божие на земле. После обращения св. Константина, император, по его собственным словам, стал исполнять функции «епископа (надзирателя - греч.) внешних дел Церкви», а сама монархическая государственность стала «внешней церковной оградой».

Взаимоотношения Церкви и православной монархии наиболее ярко выражают два документа: 6-я новелла «О симфонии» императора Юстиниана и «Епанагога» св. патриарха Фотия, принятая в число основных законов имп. Василием Македонянином. Эти документы были восприняты Церковью, как выражающие ее учение по этому вопросу.

Согласно им, Церковь и Православное царство существуют в таком же единстве, как душа и тело, образуя единый живой организм. Конечно, Церковь может существовать и без христианской государственности, как и душа без тела, но это состояние неестественное. Из 19-ти с половиной веков своего существования Церковь 16 столетий (от равноапостольного Константина до царя-мученика Николая II) прожила в православном царстве. Церковь и царство связывают не юридические отношения, не разграничения сфер деятельности, но Истина - вера Церкви, которую православное Царство признает своей истиной, поэтому и преступления против веры и Церкви, например, проповедь безбожия, аморальности, все виды магии, в православном государстве являются также государственными преступлениями. Православный царь сознает себя слугой Божиим, исполнителем Его воли, а православное царство - орудием Промысла Божия в мире. Задача православного царя, по определению св. Юстиниана: «Сохранение в чистоте христианской веры и защита от всякого покушения святой апостольской Церкви». Православное царство религиозно по своей природе, является особой Богоустановленной формой человеческого общества. Оно подчинено вере Церкви, как Божественной истине, и сама эта истина различно воплощается в государстве, в его культуре и быте.

Глубоко понимая духовные основы государственного бытия, Юстиниан писал: «Благосостояние Церкви есть крепость империи». Пока здорова душа, тело может сопротивляться любой болезни, при оставлении же тела душою неизбежна смерть.

Церковь не берет на себя земной власти, земной организации человеческой жизни, но дает и власти, и земной жизни духовную основу, внутренее содержание, которое преобразует монарха в православного царя-помазанника, народный быт - в быт воцерковленный, а население страны - в православный церковный народ.

В едином служении делу Божию - создании на земле Царства Божия - Церковь и Царство составляют одно целое, один организм, хотя и «неслиянно», но и «нераздельно», подобно тому, как существуют два естества (Божественное и человеческое) в едином лице Христово. Царство получает веру и благодать освящения от Церкви, а Церковь, не изменяя своей таинственной духовной природе, поручает этому царству ограждать себя от внешних врагов. Эта православная «симфония» принципиально отличается от латинского «папоцезаризма» (государственно-административного господства Церкви), и от протестантского цезаре-папизма (власть над Церковью абсолютного монарха, не ограниченного ни верой Церкви, ни ее канонами), которые есть ее еретические извращения. В православном царстве, согласно Юстиниану, «ни один закон не имеет силы, если он противоречит церковным канонам».

Именно неслиянность и неразрывность Церкви и Царства, их живая связь отражены в совместном служении царя и патриарха. Помимо своего места и Церкви определяемого канонами (первым среди равных ему епископов), патриарх есть представитель Церкви в государстве, надзиратель за его православием. Само государство возлагает на Церковь обязанность учить и предоставляет ей в этом монопольное право. От царя же, согласно «Епанагоге», требуется верность Православию, т. е. всему учению Церкви и жизни, основанной на этом учении. Тем самым царская власть подчинена Истине, хранимой Церковью. Сам царь получает от Церкви особую харизму - особый дар Св. Духа на свое царское служение. Это происходит во время таинства его венчания на царство и миропомазания. Существенными моментами этого являются исповедание царем «Символа веры» и его присяга Богу на сохранение веры в ее целостности в особой коленопреклоненной молитве царя. В ответ на этот- обет верности царя ему преподается особая благодать царства, аналогичная благодати священства, через возложение рук патриарха, помазание св. миром и через причащение по священническому чину.

Царь-помазанник не просто благословенный Богом правитель, но и особый чин в самой Церкви, особый хранитель Вселенской Церкви, имеющий право собирать церковные соборы и председательствовать на них. Такой царь-помазанник всегда был в Церкви в единственном числе: сначала византийский император, а потом русский царь. Православная Вселенская Церковь, находящаяся в других странах, всегда поминала царя особо, как своего покровителя. Для окончательного утверждения царского титула за Иваном Грозным недовольно было собора русских архиереев, но требовалось подтверждение от всех восточных патриархов.

Великие князья русские, владетели сербские, грузинские, болгарские были защитниками Церкви лишь в своих областях. Они возводились на княжение также с благословения Церкви, но по иному чину («во еже благословити князя»), который включал венчание князя, но не имел миропомазания. Конечно, и они по своему служению были христианские государи, неразрывно сознающие себя, как чада Церкви, так и национальными правителями, защитниками интересов как христианства, так и своего народа. Они жили целиком церковным бытом, имели своих духовников, через которых так же как и через архипастырей. Церковь влияла на их христианскую совесть. Множество святых благоверных князей прославлено Богом нетлением мощей и чудесами именно за свое служение христианских государей. Русская Церковь знает около 70-ти святых князей и княгинь, не один десяток их насчитывают Церкви грузинская, сербская и болгарская. Это князья-мученики, убитые за Христа от неверных, и князья-страстотерпцы, пострадавшие от лжебратий, и равноапостольные государи - распространители Христовой веры в своих странах, и князья-иноки, подвижники благочестия, окончившие свою жизнь в монашестве, и князья-воины, положившие живот свой за веру и отечество.

Византийские благоверные цари являют еще и особый тип благочестия - умирителей Церкви, собиравших вселенские и поместные соборы, низлагавшие еретиков. Среди таких царей видим и глубоких богословов, вроде имп. Юстиниана, и церковных песнопевцев, вроде имп. Льва Премудрого, чьи стихиры и поныне поют в церкви; ревнителей монашеской жизни, в самом дворце живших по уставу Студийского монастыря. Каков был круг интересов даже у женщин - членов царских семей, красноречиво говорит свидетельство дочери имп. Алексея Комнина, Анны: у них за обедом регулярно читали св. Отцов, преимущественно св. Максима Исповедника (одного из глубоких богословов-созерцателей). На богослужении цари сами читали Апостол, несли свечу пред св. Дарами, на крестных ходах носили икону Нерукотворного Спаса. Всем известно, что Владимир Мономах заповедовал своим детям даже в седле творить краткую молитву, а сам всегда имел в седельной сумке Псалтырь, которую читал ежедневно. Перед смертью и византийские цари, и наши князья, как правило, принимали монашеский постриг, чтобы отойти ко Господу в иноческом звании. Это же звание, как правило, принимали и княгини-вдовы, избегавшие второго брака.

Христианские цари Византии построили сотни монастырей, тысячи храмов, множество благотворительных учреждений (домов для сирот, больных и престарелых). По их же инициативе были направлены миссии с христианской проповедью к армянам, грузинам, арабам, эфиопам, готам, позже к славянам. Юстиниан видел свою задачу христианского царя «чтобы весь мир стал христианским». С этой же целью еще Константин Великий заступался за гонимых христиан персидских и готских, а позже Юстиниан за христиан арабских, страдавших от иудеев в Омирите.

История распространения христианства достаточно ясно показывает роль православных государей. Первыми христианами Армении, Грузии, Эфиопии, Болгарии, Великой Моравии, Чехии, Руси были их государи. Первые христиане Руси - это благоверные князья Аскольд и Дир, обращенные к вере чудом Божией Матери и запечатлевшие верность Христу мученической кончиной; это равноапостольная княгиня Ольга; это восприемник русского народа от купели крещения, его крестный отец, равноапостольный князь Владимир, по горячей вере которого русский народ сподобился рождения от воды и Духа прежде оглашения в вере. Всем известна роль киевских великих князей в распространении христианства на Руси; строительство ими храмов, основание училищ и монастырей (из 70-ти монастырей, основанных в 11-13 веках почти все были созданы князьями). Насколько долго христианство считалось «княжеской верой» говорит тот факт, что уже столетие спустя после крещения Руси, по свидетельству окружного послания митр. Киевского Иоанна, многие из простонародья полагали, что венчаться, соблюдать посты, молиться в церкви и исповедоваться должны одни князья и бояре.

4. Царское служение «удерживающего».

Православный царь, являясь орудием Промысла Божия, несет совершенно особое служение - в симфонии с Церковью быть «удерживающим» мировое зло. Апостол Павел во 2-ом послании к Солунянам, предсказывая пришествие антихриста к концу мировой истории, говорит: «Тайна беззакония уже в действии, только не совершится, до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь». По единогласному толкованию св. Отцов, от Златоуста до Феофана Затворника, под («удерживающим» разумеется христианский государь Рима) во времена св. Златоуста. император 2-го Рима-Византии, во времена св. Феофана - русский царь 3-го Рима Москвы).

Первым это служение «удерживающего» получил и исполнял св. Константин Великий по особому благословению Божию (вспомним знамение Креста и надпись «сим победиши»). Именно благословением Божиими мечем св. Константина были низложены злейшие враги Церкви Христовой - Максентий и отступник Ликиний, а христианская вера стала государственной, господствующей в империи после двух с половиной веков гонений (причем сами христиане составляли не более 10% населения). Позднее христианским государям многократно приходилось мечем защищать Церковь, смирять ярость варваров, язычников и отступников.

Роль христианского государя в этом служении ярко показывает малоизвестный случай, бывший в Новгороде в 1078 г. Некий колдун силою бесовскою сотворил много знамений и чудес, собрал огромную толпу обманутых им людей и с ними пошел громить храм св. Софии. Епископ Новгородский с крестом в руках стал перед храмом, призывая к себе на помощь христиан, но к нему поспешили весьма немногие. Не испугался лишь новгородский князь Глеб Святославович. Он один устремился навстречу вооруженной толпе и на глазах у всех поразил мечом служителя сатаны, после чего толпа разбежалась. Очевидно, что никакой добрый молодец в подобном случае не мог заменить в защите Церкви христианского государя, получившего от нее благословение на свое служение и покрываемого по ее молитвам силой Божией.

Св. Феофан Затворник предсказывал, что когда падет престол царский и народы заведут демократии, тогда начнется гонение на Церковь и вскоре придет антихрист «Как показал опыт французской революции, когда нет удерживающего, некому сказать властное «вето», смиренные же заявления веры никто и слушать не будет». События после февраля 1917 г. наглядно показали, каково приходится Церкви без «удерживающего». Новые служители сатаны, собрав толпы духовных люмпенов, устремились громить Российскую Церковь. Вновь стали в церковных дверях архипастыри и пастыри в лице Всероссийского Собора 1917-1918 гг., с крестом и анафемой на богоборцев. Но уже не было удерживающего христианского государя, и не было потому, что наученные опытом слуги диавола первый удар нанесли именно по нему, как по защитнику Церкви. А в те роковые дни февраля 1917 многие архиереи (да и из рядового духовенства) не только не поддержали своего царя, помазанного Церковью, не предали мятежников, согласно церковным правилам, анафеме, но поспешили разрешить войска от присяги ему (присяги, приносимой пред Богом на кресте и Евангелии!), привели войска к присяге «благоверному временному правительству», служили за это правительство благодарственные молебны. Расплата за такую «аполитичную» церковную политику пришла очень скоро. Когда «благоверные» временные правители передали власть по эстафете откровенным богоборцам на призыв патриарха Тихона и Всероссийского собора на защиту Церкви встали сравнительно немногие, да и те, не объединенные идеей восстановления Православного Царства, не смогли составить никакого подобия православному земскому ополчению Минина и Пожарского. Никакие «добрые молодцы» - Корниловы, Деникины, Колчаки со своими белыми героями, при всех своих личных способностях, не могли заменить одного человека, помазанника Божия - царя Николая Александровича.

В это время среди церковных пастырей было немало замечательных людей: крупных богословов, учителей, молитвенников, - но все они в большинстве своем не успев принести Церкви существенной пользы, стали жертвами невиданного террора. Церковь, лишенная «внешней ограды», стала легкой добычей ее врагов. В любой город России врывалась шайка преступников во главе с каким-нибудь Урицким-Юровским или Лациссом-Петерсом и начинала настоящую бойню православных людей, прежде всего духовенства.

Вспомним хотя бы телеграмму Лацисса из Казани, опубликованную в одном из сентябрьских номеров (1918 г.) «Известий»: «Казань чиста. Не осталось ни одного попа, ни монаха, ни буржуя. Больше расстреливать некого». Только за два года (1918-1919) было убито более половины приходского духовенства - десятки тысяч священников.

Период христианского царства был периодом расцвета Церкви, причем не только внешнего: обширного храмостроительства, развития богословия и церковного искусства, но и внутреннего, т. е. святости. До самого конца этого периода не оскудевают в России святые: святители и преподобные, подвижники и молитвенники, исповедники и проповедники. Еще очень многие русские люди живут целиком церковным бытом. Но, вот приходит «России черный год, когда царей корона» падает (Лермонтов). Начинаются беспримерные гонения на Церковь, выкорчевывание всего, хоть мало-мальски напоминающего о Святой Руси. Уходит поколение последних святых новомучеников, исповедников и страстотерпцев российских. Воспитываются два новых поколения, расцерковленных и денационализированных, своего рода «потурченцев» крещеных и русскоязычных, но еще не православных по собственному самосознанию. Этих людей окончательно добивает новая вакханалия сатанизма в виде «перестройки», пропагандирующая чудовищную смесь внешних церковных форм с кампанией нравственного растления, с духом наживы, с «демократией», с открытой пропагандой оккультизма. И вот, мы имеем то, что имеем. В отличие даже от 1917 года нет у нас ныне ни одного церковного вождя, «ни пророка, ни мудрого, ни сильного». «Се бо во тьме блуждаем на земли и несть нам вожатого».

Современный западный мир есть мир, отступивший от Церкви Христовой много веков назад. Папизм, антихристианский гуманизм, противоцерковная реформация, безбожное «просвещение», все виды революций (политическая, техническая, нравственная) - вот ступени этой единой лестницы, зрящей во дно адово. Будучи отступническим в четвертом или пятом поколении своего развития, западный мир не может быть равнодушным к тому, что самим своим существованием напоминает ему об его отступлении - к Православию. И этот мир ненавидит Православие и гонит его иногда вполне откровенно, до крови, показуя свое антихристианское нутро; чаще же прикровенно, создавая в обществе и в быту условия невыносимые для церковно-православного человека. Не гонит этот мир только тех «православных» которые будучи целиком обмирщенными и денационализированными, не желают видеть его антихристианской сущности и похваляют его за «гуманизм» и «права человека». Таким «православным» западный мир предоставляет трибуны на всевозможных экуменических конференциях и в демократических парламентах, и выдает субсидии и прочную «гуманоидную» помощь. Глядя на эпикурейские наслаждения западников из разных православных юрисдикции, иной и впрямь подумает, что Православие в демократическом обществе процветает. Но не нужно путать «западников с Православной Церковью Христовой, которая всегда помнит, что все блага мира диавол обещал тому, кто падши поклонится ему; а также помнит слова Христовы: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, душу же свою погубит?» «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие прельщаются им». Узки врата и тесен путь, ведущий в жизнь, и немногие находят его». В последние времена, - говорит св. Игнатий Брянчанинов,- почти все уклонятся на путь широкий и оставят путь узкий, - из этого не следует, что Божие определение потеряло силу и что широкий путь перестанет вводить в пагубу, а только узкий путь - в жизнь.

5. Триединая установка русского человека: православие, самодержавие, народность.

Промысел Божий предназначил России быть последним прибежищем Православной Церкви, последним оплотом веры. Поэтому и русская государственность складывалась, как православное царство, и сам русский народ, как православный церковный народ. Триединая установка: православие, самодержавие, народность - есть основа русского национального сознания. Это очевидно даже от «противного»: все борцы с самодержавием, будь то революционеры или либералы, были равно и космополитами-западниками и злостными безбожниками (хотя и не обязательно вульгарными материалистами). Процесс утраты монархического сознания и либерализации политической мысли у русской интеллигенции шел всегда рука об руку с утратой национально-державного сознания, с презрением к отечественному прошлому, а также с расцерковлением и нравственным разложением. И полоумный нигилист-маньяк идей социализма, и респектабельный циничный либерал, - равно были смертельными врагами «веры, царя и отечества», и вместе, как в 1905, так и в феврале 1917, свергали царя, разрушали отечество, гнали Церковь. Невозможно отказаться от одной из этих частей, не утратив при этом и остальных.

Поэтому и трагедия «февраля» была глубже, чем это кажется на первый взгляд. Она не была лишь политическим недомыслием, но всеобщим позорным грехопадением, подготовленным глубоким греховным повреждением души. В этом грехопадении - и клятвопреступление, и измена законной Богоучрежденной власти, и восстание на помазанника Божия, и отвержение самой идеи православного царства - Третьего Рима. В нем отвержение высочайшего служения, возложенного на Россию Божиим Промыслом за много веков до этого; в нем утрата Божественного первородства за похлебку мнимых благ демократии.

Те русские эмигранты, которые принципиально отвергли идею православного самодержавия, как «ложную», не остались и русскими, не устояли в Православии, а превратились или «в католиков восточного обряда» или в американцев-модернистов и космополитов.

Иное положение у тех многочисленных русских патриотов, которые не отвергали этой триединой установки, а еще не пришли к ней. Старые интеллигенты и многие эмигранты запечатлели себя позорной печатью отступления - отступничеством от Православия, изменой самодержавию, предательством национальных идеалов и устоев.

В отличие от них многим русским людям «советского» воспитания, по мере пробуждения их национального и религиозного сознания, пришлось отказываться совсем от другого: от коммунизма, атеизма, разных видов «западничества» и «американизма». И здесь у каждого свой путь и особенности. У одних прежде пробудилось державное и государственное сознание, но еще слабо чувство религиозное и церковное, - это все нецерковные патриоты» У других сильно чувство церковности, но еще не созрело равное по силе сознание русского патриота (взамен отвергнутого при обращении к вере патриотизма «советского») - это многие энтузиасты церковного возрождения, борцы с экуменизмом и модернизмом, но предпочитающие пока быть «аполитичными». Враги русского возрождения всячески стараются противопоставить одних другим: нецерковных патриотов увлечь под знамена «Жириновских» и иных «вольфов», а церковных энтузиастов - под знамена «демохристиан».

6. Возможно ли ныне восстановление православного царства?

Ученик иудейского банкира Ротшильда Наполеон Бонапарт говорил, что для достижения успеха в каком-либо деле нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых много денег, в третьих, очень много денег. Другой служитель князя «мира сего» добавляет, что кроме этого нужны еще связи и информация. Если судить по этим признакам, то у русского патриотического движения не больше шансов на победу чем у ребенка в поединке с боксером-тяжеловесом. Но ложность этих трех условий успеха, как и всего безбожного материалистического подхода, наглядно иллюстрируется историей самого Бонапарта, который благодаря Ротшильдам имел очень много денег и информации, и, тем не менее, потерпел полное поражение в России.

«Невозможное человекам, возможно Богу» (Матф.), который «от земли воздвизает нища и от гноища возвышает убога», «мертвит и животворит, низводит во ад и возводит». Поэтому единственное условие успеха в любом деле - благословение Божие на это дело. «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудится зиждущий». Итак, как нашему патриотическому движению добиться благословения Божия?

Во-первых, четко осознать, что единственно угодна Богу та Россия, которая служит Ему и Его Церкви. Не богатая, сытая Россия, в которой жизненный уровень был бы почти, как в Америке, а Святая Русь в виде Православного Царства. «Ищите прежде всего Царствия Божия, и вся сия (материальное благосостояние) приложатся вам» - такова заповедь Христова. Да, этот идеал святости высок, почти недосягаем, но он заповедан нам Богом, и мы не имеем права заменять его на что-либо дешевое и популярное. Во-вторых, надо отказаться от материалистического взгляда на русский народ, как на некую арифметическую сумму «русскоязычных» или «русских по паспорту» людей. Соответственно и воля народа не может выражаться таким же арифметическим большинством на выборах и референдумах. Русский народ, прошедший многовековой исторический путь не есть совокупность биологических «особей» одного поколения, но особое духовное образование, куда входят все поколения и ныне живущие и отшедшие. Бог наш не есть Бог мертвых, но живых, ибо у него все живы. Русский народ сформировался, как православный воцерковленный народ. В Церкви же осуществляется не мнимое, а реальное духовное общение с отшедшими из жизни сей: молитва об усопших отцах и братьях наших и молитва к святым земли нашей. Духовное единение наше с предками, жизнь теми же идеалами св. Руси определяет и нашу принадлежность к русскому народу. Как те из инородцев, которые крестились и воцерковились, входили в состав русского народа, которые отрекались от веры и Церкви, отпадали от русского народа, подобно шлаку при плавке.

Со времени крещения Руси за десять веков насчитывается 40 поколений русского народа (если считать примерно 4 поколения в столетие). Может ли одно или два поколения, разорвавшие свою связь с идеалами всех прошедших поколений, решать судьбу всего народа, в том числе и поколений будущих? Нет, эти люди могут решать только свою судьбу; это ветви засохшие, отломившиеся от единого ствола исконной российской государственности. В этом смысле незаконны и недействительны как революции, так и демократические референдумы, решающие судьбу народа и государства большинством голосов одного поколения, забывшие свое родство. Денационализированные, космополитические элементы, духовные люмпены, утратившие русское православно-державное сознание, хотя и составляют арифметическое большинство среди «русских по паспорту», не имеют никакого права решать судьбу русского народа, к которому они принадлежат, менять его веру, разваливать государство. Они имеют одно право - уехать в Америку, - и пусть уезжают.

Отсюда вытекает, что патриотическому движению не стоит гоняться за голосами тех обывателей, для которых «где колбаса, там и родина», - в надежде добиться таким образом большинства на очередных выборах, но объединять свои наличные силы, преодолевая разногласия.

И, конечно, это усиленная молитва к Богу, ко всем святым земли Российской, особенно к новомученикам, о восстановлении Православного Царства! Если Бог с нами, то кто против нас? Воля православного народа всегда выражалась в совместной усиленной молитве. Истинное национальное богатство народа, его могучий духовный потенциал составляют его святые, его заступники и ходатаи пред Богом, его небесные покровители. Это то наше оружие, которого вовсе нет у апостасийного западного мира. Что заступление святых не поэтическая аллегория, а духовная реальность, подтверждает вся наша история, которая есть и история чудесных избавлении и спасений. Вспомни хотя бы явление свв. князей Бориса и Глеба на помощь благоверному князю Александру перед Невской битвой; сонма святых русских - перед Куликовской битвой; преп. Сергия Радонежского - во время осады его обители ляхами, и многие случаи вполне осязаемой, хотя и чудесной помощи свыше.

Если же в доме нашем лежит сокровище, а мы не знаем об его существовании, то для нас его все равно, что нет. Нам надо осознать, что наше главное богатство - это наши святые, а не какие-либо земные средства, в которых враг, конечно, богаче нас. Ради них силен Господь избавить нас из рук всех ненавидящих нас...