Выбрать шрифт:
Единственным исключением в смысле неравноправия в царской России было религиозное неравенство, которое распространялось на старообрядцев (исконно русских!), на некоторые секты и на иудеев. После 1905 года ограничения остались только для иудеев, но опять-таки не по национальному признаку, а по религиозному. В стране, где нормы нравственности и обоснование самодержавной власти зиждились на христианстве, трудно было признать равноправной религию антихристианскую. Однако переход иудеев в Православие снимал все ограничения.
Ранее ограничения для иудеев имелись и в других европейских странах, где еврейство лишь постепенно завоевало равноправие в ходе так называемых буржуазных революций и либеральных реформ: во Франции (1791), Англии (1849, 1857), Дании (1849), Австро-Венгрии (1867), Германии (1869–1871), Италии (1860, 1870), Швейцарии (1869, 1874), Болгарии и Сербии (1878–1879). Россия оказалась в этом отношении лишь наиболее консервативной.
Как в "Еврейской энциклопедии", так и в работах некоторых еврейских авторов вполне объективно описана история ограничений для иудеев в России. Оказавшись в составе Империи после "разделов Польши", сначала «евреи стали равноправными гражданами», – пишет Ю.И. Гессен. Однако «в их руках сосредоточилась торговля», а поскольку «торгово-промышленному сословию была предоставлена доминирующая роль в городском самоуправлении» – это превратило евреев «в известную общественную силу»[23].
После жалоб на это русских купцов в 1791 году был издан указ о черте оседлости для евреев (она включала в себя огромную территорию: 15 западных губерний и Польшу). Однако в то время все русские податные сословия – крестьяне, мещане, ремесленники и купцы – не имели права свободного перемещения из одной губернии в другую. Поэтому указ 1791 года «не заключал в себе ничего такого, что ставило бы евреев в этом отношении в менее благоприятное положение сравнительно с христианами»[24], – констатирует "Еврейская энциклопедия". А если сравнивать с положением основной массы русского народа, то до 1861 года «евреи пользовались личной свободой, которой не знало крепостное крестьянство»[25].
Одновременно царское правительство пыталось "перевоспитать" евреев, отучив их заниматься винными промыслами (ими жила примерно треть евреев) и ростовщичеством – и то и другое в России считалось предосудительным, что отражено во многих произведениях русской литературы. Целью было – превратить евреев в подданных с нормальными занятиями. При Николае I за переход в Православие выплачивалось вознаграждение, смягчалось наказание при крещении под следствием[26].
«Эти усилия, однако, не только не привели к намеченной цели, но вызвали единодушное и сильное сопротивление со стороны еврейского населения»[27], – отмечает израильский профессор Ш. Эттингер. Оно исходило от "кагально-раввинского союза", не желавшего терять контроль над еврейством, – объясняет Гессен[28]. Это было "государство в государстве", имевшее свою цель. За весь ХIХ век в России удалось обратить в Православие лишь 69 400 евреев и еще 17 100 – в католичество и протестантство. То есть в среднем соответственно по 694 (и 171) человек в год[29].
Видя безуспешность административных мер по переводу евреев в христианство, следующий Царь отменил их. Еврейский писатель М. Алданов напоминает, что Александр II «был расположен к евреям, особенно в первую половину своего царствования. В законах о судебной реформе, осуществленной в 1864 году, не имеется нигде каких-либо ограничений для евреев. В училища и гимназии евреи тогда принимались на равных правах с другими учащимися. Евреи имели право держать экзамены и получать офицерские чины. Они также могли получать дворянское звание и нередко получали его. Получив чин действительного статского советника, орден св. Владимiра или первую степень какого-нибудь другого ордена, еврей тем самым становился дворянином»[30].
После убийства Александра II были введены "Временные правила о евреях" (1882) с запрещением селиться вне черты оседлости. Правда, помимо крещеных евреев, получавших равноправие, вне черты оседлости могли жить (с семьями) евреи-купцы и промышленники первой гильдии с прислугой, евреи-ремесленники, евреи с высшим образованием, студенты и учащиеся средних учебных заведений.
Решение это было неудачным, ибо усиливало устремленность евреев в указанные профессии (евреи составляли более половины купцов, записавшихся в гильдию[31]) и получать образование. Процент евреев в вузах стремительно нарастал (14,5 % в 1887 году). В 1887 году была введена процентная норма для приема некрещеных евреев в высшие учебные заведения: 10 % в черте оседлости и 5 % вне ее; в Петербурге и Москве – 3 %. Однако оставалось много способов обхода запрета: поступление в частные и иностранные учебные заведения, сдача экзаменов экстерном...
Так число еврейского населения вне черты оседлости быстро увеличивалось. В постоянном ожидании отмены "временных" правил и царская администрация все чаще закрывала глаза на постоянные нарушения. Вообще еврейское население России росло более интенсивно, чем русское: в 1815 году насчитывалось около 1,2 млн. евреев; в 1897 году 5,215 млн., а в 1915 году – около 5,45 млн. (несмотря на то, что оно давало наибольший процент эмигрантов: только с 1881 по 1908 год из России эмигрировало 1,545 млн. евреев, из них 1,3 млн. в США)[32]. В 1897 году евреи составляли 4,13 % населения Империи, в том числе 40–50 % городского населения в пределах черты оседлости.
Поскольку труд по найму считался в иудаизме предосудительным (см. главу I), в 1897 году еврейское население распределялось по занятости следующим образом: торговлей занималось 38,65 % всех евреев (а во всей Империи – лишь 3,77 % населения), ремесленничество и промышленность – 35,43 % (10,25 %), в свободных профессиях и на службе – 10,71 % (4,52 %), в сельском хозяйстве – 3,55 % (во всей Империи 74,31 % населения)[33].
Тем более черта оседлости не могла помешать тому, что «финансовая роль евреев становится особенно значительной к 60-м годам» благодаря их капиталам[34] (см. в главе I о еврейском толковании ростовщичества как почетного занятия); в их руках сконцентрировалась и печать. Такой рост еврейского экономического и общественно-политического влияния дополнялся их активным участием в революционном движении: они переплавляли «мечту о мессианстве своих дедов и прадедов в новое мессианство – в мечту о социализме»[35], – констатирует Г. Аронсон.
Профессор Эттингер отмечает, что «уже в середине 70-х годов делались первые попытки организовать еврейское революционное движение» социалистами М. Натансоном, А. Либерманом, М. Винчевским, М. Лилиенблюмом и др. В 1876 году было создано "Общество еврейских социалистов". Знаменитый Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз) был основан в 1897 году, на год раньше, чем состоялся первый съезд РСДРП, созванный в Минске (в черте оседлости) также при активной помощи Бунда[36].
Характерно, что рост антиеврейских настроений в России приходится именно на последнюю четверть ХIХ века, когда еврейство стало все больше проявлять свое революционное влияние. А в связи с убийством революционерами Александра II в 1881 году разразились и погромы.
Существует достаточно данных, чтобы характеризовать большинство погромов в России как провокационные. Первая волна в 1881 году была спровоцирована революционерами "Народной воли", которые призывали к тому листовками и «считали погромы соответствующими видам революционного движения»[37], то есть способствующими общей дестабилизации положения в стране. По этой же причине и царские власти решительно пресекали погромы, видя в них проявление опасного беззакония. При этом революционеры стали обвинять в их организации царскую власть, якобы стремившуюся перевести народный гнев с себя на евреев.
Вторая волна погромов в 1903–1905 годах была развязана по той же схеме, скорее всего самими евреями (например, в Нежине были задержаны три еврея, распространявших листовки: «Народ! Спасайте Россию, себя, бейте жидов, а то они сделают вас своими рабами»[38]). Депутаты Государственной Думы, расследовавшие погромы, пришли к выводу, что их подготовили не черносотенцы, а «какая-то тайная власть». В "Календаре русской революции", изданном революционером В.Л. Бурцевым, также отмечалось (правда, с намеком на правительство), что, как и в 1881 году, «безпорядки явно подготовлялись кем-то заранее... но с того времени условия сильно изменились: еврейское население... стало революционной силой»[39].
В этом последнем обстоятельстве заключалась и новая цель погромов: они стали поводом для создания еврейством вооруженных групп "еврейской самообороны", которые финансировались еврейским капиталом, в том числе заграничным (это признает "Encyclopaedia Judaica" в статье о Я. Шиффе[40]). Отряды "еврейской самообороны" устраивали целые сражения с безоружными толпами "громил", жертвы которых в несколько раз превышали число жертв погромов (свидетельства еврейских авторов об этом собраны В.В. Кожиновым[41]). Разумеется, евреи вновь обвинили в организации погромов царскую власть. Сегодня это можно прочесть во всех западных школьных учебниках, хотя повторим: власть не могла быть заинтересована в анархических безпорядках и строго наказывала их зачинщиков.
В конечном счете, погромы оказались удобным поводом для обвинения православной монархии в "антисемитизме", чтобы мобилизовать против нее еврейство и демократов во всем мiре. Вот почему русское слово "погром" вошло во все языки, хотя число еврейских жертв в тех погромах (несколько сот человек) было ничтожно по сравнению с числом жертв еврейских погромов в Западной Европе в прошлом (погромы сопровождали евреев во все времена и во всех странах, порою их изгоняли в полном составе; таких гонений на евреев в России не было).
Разумеется, погромы сыграли большую роль и в привлечении на сторону "гонимого еврейства" симпатий части русской интеллигенции. Их общей заботой становится борьба за равноправие евреев посредством доминировавшей еврейской печати. Так, уже не крестьянский, а еврейский вопрос стал лакмусовой бумажкой для проверки совести русской интеллигенции, превратившись в «обязательную для прогрессивно мыслящего человека юдофильскую повинность в русском обществе»[42] (выражение И. Бикермана).
Поскольку эта повинность была необходима для общественного и литературного признания ("прогрессивной" печатью), ей последовало немало писателей (Л. Андреев, М. Горький, В. Короленко; евреи предлагали и Л. Толстому написать роман, вызывающий симпатии к евреям, но он ограничился лишь статьями). Все это внесло в русскую журналистику «припадочную истеричность и пристрастность», что с возмущением отмечал А.И. Куприн в частном письме: «Писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем-совсем русскую литературу...»[43].