Выбрать шрифт:
Итак, в 1917 г. православная удерживающая цивилизация и западная апостасийная вступили в решающий конфликт, определяющий судьбу мира. Под объединенными ударами всех врагов пало удерживающее Российское царство во главе с Помазанником Божиим. (Поэтому его свержение и убийство было ритуальным, переломным моментом истории - независимо от того, сознавали это или нет его исполнители.) Но в западной и советской историографии все причины этого сведены лишь к "грехам" и "социальным язвам" исторической России...
Да, грехи, начиная с церковного раскола и особенно с петровских реформ, сыграли свою огромную роль, - но эти грехи, как показано выше, были совсем иными, чем полагают масонские и марксистские историки. Лишь в сравнении с нашим высоким призванием и лишь перед Божиим взором наши грехи сказывались в нашей истории сильнее, чем у других. Социальных же язв русская монархия имела гораздо меньше, чем Запад, и вообще Россия была нравственно гораздо здоровее. Достаточно указать на русскую литературу, отличавшуюся от всех других и по-христиански откровенным осуждением (с преувеличениями) грехов своего народа, и тем, что в ней тайно (и притягательно для окружающего мира) светился народный идеал Святой Руси.
Материальное же развитие страны в начале XX в. можно назвать небывалым взлетом, особенно после столыпинских реформ, давших возможность активной части крестьянства заселить необжитые российские пространства и завалить Европу продовольствием; экономический рост не прерывался даже в годы Мировой войны. Беспримерный рост населения с 139 миллионов человек в 1902 г. до 175 миллионов в 1913 г. поставил Россию на третье место в мире после Китая (365 млн.) и Индии (316 млн.). Известный французский экономист Э. Тэри прогнозировал: «население России к 1948 г. будет (около 344 млн. человек) выше, чем общее население пяти других больших европейских стран»; «если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1910 и 1912, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении» (Тэри Э. «Россия в 1914 г.». Париж, 1986).
Военное могущество России также неуклонно росло и ее цель в Мировой войне была вполне реальна: обретение Константинополя и проливов, что было обещано ей и западными союзниками по Антанте. Это открывало возможность продвижения к святыням Иерусалима, всегда привлекавшим множество русских паломников, которым ничего не стоило заселить Палестину; для этого митрополит Антоний (Храповицкий) мечтал протянуть туда железную дорогу. В эти годы вновь вспомнились древние пророчества об освобождении русскими Царьграда от агарян; уже готовили и крест для Св. Софии...
Однако Бог не допустил столь близкого материального торжества Третьего Рима, потому что к тому времени Россия все больше утрачивала необходимое для этого духовное качество, теряя оправдание своего бытия перед Богом. Значительная часть государственной бюрократии видела в Константинополе лишь стратегически важные проливы (см.: Бубнов А. «В царской Ставке», Нью-Йорк, 1955)... О нравственном упадке общества и об опасности новых нехристианских идеалов не уставал говорить в проповедях св. Иоанн Кронштадтский:
«Вера слову истины. Слову Божию исчезла и заменена верою в разум человеческий; печать... изолгалась - для нее не стало ничего святого и досточтимого, кроме своего лукавого пера, нередко пропитанного ядом клеветы и насмешки, не стало повиновения детей родителям, учащихся - учащим и самих учащих - подлежащим властям; браки поруганы; семейная жизнь разлагается. ...Не стало у интеллигенции любви к родине, и они готовы продать ее инородцам...; нравов христианских нет, всюду безнравственность; настал, в прямую противоположность Евангелию, культ природы, культ страстей плотских, полное неудержимое распутство с пьянством... Правды нигде не стало, и Отечество на краю гибели...» (слово на Благовещение 25 марта 1906 г.).
И хотя в последнем Государе «показана была нам органическая возможность слияния воедино Великой России и Святой Руси», - писал архимандрит Константин, - даже такой Царь уже был бессилен что-либо изменить, поскольку оказался "ненужным" для ведущего слоя, возжаждавшего политических "прав" и "свобод". Ненужным оказался удерживающий Помазанник Божий...
Он не находил достаточного понимания даже в среде высшего духовенства - почему и откладывалось восстановление Патриаршества (поскольку и это важное дело оседлали либералы, грозившие "демократической" церковной смутой). Духовное состояние России в Феврале более всего характеризуется именно поведением церковных иерархов: как просто они, за немногими исключениями, перестали поминать Помазанника Божия, вычеркнули его имя из богослужебных книг, не вспомнили даже о клятвопреступлении, освободив армию и народ от присяги законному Царю и благословив Временное правительство заговорщиков, как мы теперь знаем, масонское, в чем особо страшная символика февральского греха... Так даже Синод перестал сознавать духовный смысл православного самодержавия; Поместный Собор 1917-1918 гг. тоже не выступил в защиту арестованной Царской семьи...
Именно такое легкомысленно-слепое отношение ведущего слоя нашего народа к религиозной сути самодержавия, бурное развитие капиталистического духа (этому отчасти служили и столыпинские реформы, разрушавшие общинные традиции) и стремление интеллигенции уподобиться апостасийному Западу, стать "цивилизованной" страной "как все" - стали причиной краха, как бы в назидание подчеркнувшего бренность земного преуспеяния...
В который раз мы видим: то, что в земной истории временно прощается Западу и даже служит его материальному процветанию, не прощается России. У Бога с нее всегда особый спрос... Таким образом, наша православная монархическая государственность пала в феврале 1917 г. не потому, что «изжила себя», а потому, что ведущий слой нашего народа перестал понимать и ее суть, и обманные посулы ее врагов. (Заметим, что союзники России не собирались выполнять свое обещание о Константинополе и заранее попытались сами, не считаясь с огромными потерями, занять проливы, чтобы предотвратить там русский десант, а затем подтолкнули русское масонство на Февральскую революцию; Святая земля в том же 1917 г. была отдана Антантой для создания «еврейского национального очага»...)
По этой же причине потерпело неудачу и Белое движение, наивно надеявшееся на помощь союзников по Антанте. Впрочем, в 1919 г. оно было близко к успеху, но полагалось лишь на силу оружия и еще не рассмотрело духовного масштаба своей задачи. Только в 1922 г. Земский Собор во Владивостоке провозгласил целью восстановление законной монархии, когда гражданская война была уже проиграна...
С падением православной монархии, казалось, Россия и весь мир подошли к последним временам. В этом можно видеть и последнее звено в описанной ucmopuoсофской цепи своеволия людей: уже и православная Россия, оплот Истины, пала в результате гордыни и заговора обольщенной интеллигенции при попустительстве обманутого ею, распропагандированного на новую смуту, простодушного народа. Но поскольку Россия особая страна в Божием замысле, то и революция в ней приобрела необычные черты и дала незапланированные антихристианскими силами результаты, отодвинув, казалось, уже неминуемый конец истории.
Необычность проявилась уже в том, что антимонархическая революция в России не ограничилась "умеренным" буржуазным Февралем (как это было типично для буржуазных революций на Западе). Масонский Февраль, духовно и психологически чуждый русскому духу, привел лишь к хаосу и своему логичному продолжению в виде Октября. Большевизм же стал обманно эксплуатировать в своих целях наряду с худшими также и лучшие свойства русского характера: чувство справедливости (отсюда благоприятная почва для "научного" коммунистического «рая на земле»), неотмирность (отсюда иное, чем на Западе, отношение к собственности и к богатству), нравственный максимализм (который остается и тогда, когда абсолютизируется нечто ошибочное), соборность (на которой паразитировал тоталитаризм), жертвенность служения и смирение (отсюда и знаменитое русское долготерпение).
Так в большевизме «тайна беззакония», приноравливаясь к особенностям русского народа, выступила не в виде равнодушного пренебрежения Истиной, как на Западе, а в виде подмены Истины ложью в привычных русских психологических рамках, побуждая народ к жертвенному служению ей под лозунгом не мещанского счастья (на это русских увлечь было трудно), а освобождения всего мира от социального зла. В этом была одна из причин победы большевизма. Но в этом же таилась и причина его неминуемого поражения, поскольку подменять Истину ложью долго было невозможно.
Большевицкий террор против Церкви и подлежавшей уничтожению «черносотенной русской культуры» (Ленин) явил собою совершенно новый тип государственности: в отличие от западных демократий она уже не просто поощряла свободное нравственное разложение общества, а взялась насильственно выкорчевать духовное начало в человеке, превратив его в материально-производственный "винтик" и открыто размахнувшись в своей программе на немедленную мировую революцию.
Во всех сферах жизни большевиками насаждалась классовая мораль, полностью противоположная и заповедям Христа о любви и милосердии («милосердие - измена революции»), и десяти заповедям, данным Моисею: 1) «бога нет», 2) обязательное поклонение марксистским кумирам, чьи имена, как проказа, покрыли всю карту России, 3) поношение имени Господа, 4) введение пятидневки для отмены христианской недели, 5) ради партии «предай родителей» (культ «Павлика Морозова»), 6) расстрелы заложников и террор как «средство убеждения» (Ленин), 7) супружеская верность - «пережитки прошлого» (Коллонтай), 8) «грабь награбленное»; 9) ради дела коммунизма «надо пойти на все и всяческие жертвы, даже - в случае необходимости - на всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытия правды» (Ленин. ПСС, 3-е изд. т. 25, с. 199); 10) зависть же к чужому имуществу была изначально положена в основу марксизма... Соответственно и обещанное коммунистами «светлое будущее» было рассчитано на глубоко аморальных потомков, готовых оправдать своим «земным раем» все многомиллионные человеческие жертвы, положенные в его фундамент.
При этом нельзя не видеть, что антихристианский пафос большевизма преследовал даже не цели укрепления экономики (этого не могла достичь, например, коллективизация, погубившая 10 миллионов крестьян), а некую духовную, не всегда осознаваемую цель ритуального убийства православной России. Отсюда - изуверские казни духовенства, глумление над иконами и мощами святых, памятник Иуде, «безбожная пятилетка»...
Разумеется, всего этого народ не выбирал (как утверждали большевики) и даже в своей малой прокоммунистической части не ожидал, а был обманут посулами: «Фабрики - рабочим! Земля крестьянам! Власть - советам!»; «Мы наш, мы новый мир построим!».... В революции народ практически не участвовал, а выжидал (в гражданской войне осознанно приняли участие около 1% (процента) населения с обеих сторон), после чего был карательными методами мобилизован в красную армию и колхозы. Его отношение к советской власти уже в 1920-е гг. выразилось в тысячах повсеместных восстаний, кроваво подавлявшихся безжалостными интернациональными войсками, - так ему пришлось расплачиваться за то, что смуте не был дан сразу должный отпор...
Лишь сильными антизападными настроениями эмигрантов (из-за предательства Западом Белых армий) можно объяснить то, что именно в эмиграции кто-то увидел в спекуляции большевизма на русской соборности, в переносе столицы в Москву - крах западнического петербургского периода, «отталкивание России от прогнившей Европы» и выход на свой «русский путь»... Это оправдание "сменовеховской" капитуляции проявилось и в евразийстве, применившем изоляционистскую историософию Данилевского уже не к славянам, а к союзу с азиатами. И если раннее славянофильство было игнорированием апокалипсиса, то евразийство XX в. стало утопией бегства от апокалипсиса - как будто от мирового развития можно убежать в географическую резервацию. Можно лишь мужественно осознать смысл истории как борьбу сил Христа и сил антихриста - и занять свое место в этой борьбе. Общность же географических просторов Евразии («дух ландшафта» у В. Шубарта) - еще не создает общей причастности к стержню истории: судьба мира решается в судьбе христианских народов, которые для этого избраны Богом как нравственный центр тяжести и ответственности всего человечества.
И в коммунистической России нравственный центр тяжести находился в верующем народе: распинаемом, ушедшем в катакомбы, молящемся о спасении России сопротивляющемся злу - независимо от границ СССР и от количества сопротивлявшихся. Поскольку в своих главных политических целях - уничтожение семьи, нации, частной собственности и религии - марксизм был совершенно чужд и русской традиции, и человеческой природе, она сама сопротивлялась марксизму и он не смог прижиться на русской земле даже ценою десятков миллионов жертв. Более того, именно в России эта западная атеистическая идеология разоблачила сатанинские цели всей западной апостасии: марксизм лишь довел до логических крайних выводов то, что "умеренные" атеисты-западники стеснялись сказать открыто, писал в 1938 г. немец Шубарт: «В большевизме загнало себя насмерть русское западничество» («Европа и душа Востока»).
Поэтому в конце 1930-х гг. компартия, помимо демонтажа наиболее одиозных постулатов своей идеологии, была вынуждена искать новую опору своей власти в народе, подобрав попранные ею же русские патриотические знамена. Так русская почва, сопротивлявшаяся марксизму, не только обрекла на крах его план мировой революции, но и вызвала его незапланированную, противоречившую его сути, мутацию в национал-большевизм - без чего Сталин не смог бы ни удержать власть, ни выиграть войну.
Однако оценка национал-большевизма евразийцами, Бердяевым и через них Шубартом как по сути русского явления, лишь «деформированного марксизмом», смешивала разные стороны проблемы: 1) антихристианской и антирусской основы интернационалистического марксизма, 2) тех русских качеств, на которых он паразитировал, и 3) той новой формы, которую он вынужденно принял из-за сопротивления ему русского духа. То есть в политике большевиков даже после ее патриотического поворота при Сталине был не столько «русский дух, деформированный марксизмом», сколько марксизм, деформированный русским духом. Невозможно отрицать стихийный самоотверженный патриотизм народа в годы войны, но победа была присвоена компартией для дальнейшего паразитирования на народе. Послесталинский откат к интернационализму, гонения на Церковь при Хрущеве и западнические иллюзии вождей эпохи "перестройки", разрушивших государство по искусственным большевицким границам, - все это показывает, что марксистская основа в КПСС не была преодолена.
Но даже если тогда русские, к сожалению, не до конца "переварили" коммунизм, все же они выжили как народ (при власти троцкистов это вряд ли было бы возможно). И благодаря русскому сопротивлению в национал-большевизме - вопреки планам революционеров, «мировой закулисы» и самого сатаны - на историософском уровне стал выявляться тот же скрытый смысл, что в свое время в ордынском иге:
«Татарское иго сохранило Россию от соблазнов латинства, а потом и западного Возрождения. Не охранило ли несравненно худшее советское иго Россию от соблазнов несравненно худших?» - так ставил вопрос архимандрит Константин уже в 1960-е гг., имея в виду соблазны усилившегося духовного разложения Запада. Тем самым России, ценою кровавой революции, был оставлен шанс на иной путь после освобождения - если она сможет вынести из своего падения должный урок и восстановить свою историческую государственность.
Вспомним в этой связи и «Повесть временных лет», в которой еще в XII в. по другому поводу было сказано, но теперь, 900 лет спустя, звучит с еще большим основанием: «Да никто не дерзнет сказать, что ненавидимы Богом! Да не будет! Ибо кого так любит Бог, как нас возлюбил? Кого почтил Он, как нас прославил и превознес? Никого! Поэтому ведь и сильнее разгневался на нас, что больше всех почтены были и более всех совершили грехи. Ибо больше всех просвещены были, зная волю Владычную, и, презрев ее, как подобает, больше других наказаны».
Кому много дано, с того больше и спрашивается. И тут важно не количество грехов, а то, против какой высокой святыни православного призвания был нами допущен грех. Российская трагедия XX в. - плата за отход от замысла Божия о нас как об Удерживающем - и должна была проявиться в безудержном разгуле сил зла. Как у богоизбранных евреев отказ от Христа симметрично оборачивается служением антихристу, также и падение богоносного русского народа, отказавшегося от Царя, Помазанника Божия, обернулось несением ига антихристова предтечи - богоборческого большевизма...
Между этими координатами - нашего великого избранничества и нашего великого греха - лежит историософское осознание нашей национальной катастрофы. Для этого она и была попущена Богом, чтобы обратить нас к Истине этим последним способом: продемонстрировать истинность Православия доказательством от обратного ценою опыта клинической смерти России.
В этом смысл всей "катастрофичности" русской истории как периодического отпадения от Божия замысла - для возвращения на верный путь через осмысление своих грехов и покаяние. Свт. Феофан Затворник отмечал это и в связи с не менее "катастрофичной" судьбой ветхозаветного еврейства с его частыми падениями и исправлениями. Но чем ближе к концу истории, тем драматичнее становится расплата за грехи, в условиях все более прогрессирующей «тайны беззакония».
Так, если в первом падении мы пережили катастрофу языческой оккупации, затем оккупации католической, при Петре - протестантской и после него масонской, то катастрофа 1917 г. восстановила против нас и объединенного врага: мировую апостасию во всех ее формах, приступившую к непосредственной подготовке царства антихриста. Это привело к предсказанному еще в конце XVIII в. иноком Авелем «безбожному жидовскому игу» - оно отражено и в хилиастической идеологии революционеров, и в их кадровом составе, и в их заграничном финансировании. И это не удивительно, поскольку именно евреи, отвергнувшие Христа, составили ядро «тайны беззакония».
В том, что марксистское учение стало секулярным вариантом иудаистских чаяний «земного рая», сходились и русские философы (B.C. Соловьев, о. Сергий Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, Г.П. Федотов), и один из духовных лидеров сионизма - М. Бубер («Еврейство и человечество»), и даже некоторые большевики (Луначарский назвал марксизм «пятой великой религией, сформулированной иудейством». - «Религия и социализм», 1908). То, что большевицкая власть отождествляется с еврейской, с горечью признавали еврейские публицисты в известном сборнике «Россия и евреи» (Берлин, 1923). О финансировании революции гордо заявлял глава еврейского финансового мира в США Шифф. Поэтому не только эмигранты-монархисты, но и о. Сергий Булгаков в 1941-1942 гг. пришел к очевидному выводу:
«В большевизме более всего проявилась волевая сила и энергия еврейства, все те черты, которые так известны уже и по Ветхому Завету, где они были предметом гнева Божия... В грядущих событиях центральное место принадлежит России и еврейству... Россия находится под игом большевизма, ... еврейство же претерпевает еще раз в своей истории гонение [в гитлеровской Германии - М.Н.]. Но само же оно доселе остается в состоянии поклонения золотому тельцу и отпадения от веры, даже и в Бога Израилева. Все эти новые бедствия... кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им совершен над телом и душой русского народа в большевизме... Еврейство в самом своем низшем вырождении, хищничестве, властолюбии, самомнении и всяческом самоутверждении, через посредство большевизма совершило если - в сравнении с татарским игом - и непродолжительное хронологически (хоть четверть века не есть и краткий срок для такого мучительства), то значительнейшее в своих последствиях насилие над Россией и особенно над Св. Русью, которое было попыткой ее духовного и физического удушения. По своему объективному смыслу это была попытка духовного убийства России, которая, по милости Божией, оказалась все-таки с негодными средствами. Господь помиловал и спас нашу родину от духовной смерти». Так что большевизм - это еще не победа сатаны над Россией. Это «ужасная победа сатаны над еврейством, совершенная через посредство еврейства» («Расизм и христианство» // Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991, с. 121, 137-138).
Таким образом, в XX в. в России разоблачило себя не только западничество как богоборческий инструмент «тайны беззакония», но и сама эта сатанинская тайна, воочию явив своих главных носителей. К сожалению, этот смысл большевизма оказался тщательно затушеван как в советской, так и в антисоветской западной историографии. И после падения власти КПСС это иго не получило в России должной духовной оценки: сохранились и масонские звезды над Кремлем, и мавзолей Ленина в сердце страны, и улицы с именами большевицких карателей и цареубийц (в Москве даже в 1998 г. около 20 станций метро сохранили коммунистические названия: «Войковская», «Библиотека им. Ленина», «Марксистская»...). И даже многие постсоветские патриоты не нашли в себе сил отмежеваться от этого наследия.
Поэтому непреодоленная идейно-генетическая основа «жидо-большевицкого» ига, прикрытого ранее марксизмом, возобладала над Россией уже как открытое «жидо-демократическое» иго в лице потомков большевиков, ставших слугами «мировой закулисы». Видимо, это иго все еще оказалось нужно значительной части нашего народа - для наглядного разоблачения главного носителя «тайны беззакония», вышедшей наружу теперь в своем чисто национальном виде. Состав властных, финансовых и информационных структур РФ, объединенных в «Российском еврейском конгрессе» и синагоге, ханукальные пляски среди кремлевских святынь и развешанные по Москве лозунги с приветствием грядущему "мошиаху" - последний звонок к пробуждению русского самосознания.
В апреле 1993 г. во всю ширь Пятницкой улицы в Москве висел лозунг: «Песах - праздник освобождения. В этом году в отстроенном Иерусалиме в третьем храме с царем-мошиахом!». Фото см. в «Литературной России» (1993, № 20).
Это иго - явно предапокалипсическое - требует от нас небывалых усилий для завершения своей миссии в истории согласно Божию замыслу. Эта миссия может заключаться только в восстановлении Удерживающего, как это давно выражено, например, в работах архиепископов Феофана (Быстрова), Серафима (Соболева), свт. Иоанна (Максимовича), Аверкия (Таушева), архимандрита Константина (Зайцева), иеромонаха Серафима (Роуза) и других авторов Русской Зарубежной Церкви. Это означает не только изживание политических последствий смуты 1917 г. но и покаяние в совершенном грехе против Помазанника, а также пересмотр духовных итогов всего петербургского периода. Такой вывод из катастрофы сделала та часть русского народа, которая как его передовой дозор попала в особые заграничные условия, получив больше возможностей рассмотреть причины и духовный смысл этих катаклизмов.
«Жить так, как все вокруг живут нельзя. Чтобы жизнь могла продолжаться, она должна стать иной. Если такого радикального изменения не произойдет, значит жизнь кончается. Мир идет к своему концу!» Поэтому борьба русской эмиграции должна вестись «во имя восстановления Удерживающего». Эта борьба заключается в том, чтобы нести подвиг верности историческому предназначению России, исповедуя идеал православного самодержавия: «Только так можем мы оказаться годным материалом в Руках Божиих и, в потребный момент, стать точкой приложения каких-то, нам сейчас неведомых явлений, ... связанных с возникновением чаемой спасительной катастрофы» (Архимандрит Константин, «Подвиг русскости перед лицом зреющей апостасии», 1963).
Теперь эта задача стоит перед православным народом в России. Но каковы же шансы на успех в нынешнем катастрофическим положении? Во всяком случае, гораздо большие, чем могла надеяться русская эмиграция. Архимандрит Константин писал, что в СССР русский народ насильственно загоняется в атеизм, западный же мир «свободно идет по пути погибели, употребляя данный человеку дар свободы во зло, - уходя от Бога и ставя себя на службу силам зла... Где легче спасти свою душу? Ответ не может вызывать сомнения! Отсюда заключение. Свершившееся над нашим Отечеством есть не отвержение его Богом, а, напротив, есть проявление того же избранничества, которое лежало на челе России во все ее историческое существование. Господь, снимая всякий покров обманный и прельстительный с сатаны, открывает максимально благоприятные возможности для спасения» («Подвиг русскости...»).
После падения большевизма, несмотря на засилье антирусских сил в структурах власти и разложение значительной части общества, стало очевидно, что в России в конце XX в. есть и православный народ, вынесший из вековой катастрофы должные историософские выводы и сознающий смысл происходящего. Даже и без доступа к СМИ этот образ мыслей ширится, если, например, сравнить отношение в оппозиционных кругах к монархии в 1992 и в 1998 гг. Идет процесс образования из аморфной человеческой массы нравственного народного ядра. Тем самым Россия сейчас - самая христианская, историософски образованная и духовно свободная страна в мире, ибо в других народах вообще нет деятелей с нашим опытом и знанием о смысле истории. Вот в чем избранность и ответственность России в нынешнее время.
Сам факт, что посткоммунистическая мятущаяся Россия все еще испытывает мучения в выборе своего пути, говорит о сохраняющейся возможности истинного выбора, пусть даже это граничит с чудом. Тогда как у Запада шансов на это уже нет, ибо нет потребности в таком чуде.