Выбрать шрифт:
Поскольку с тех пор прошло много времени, в данном издании уместно сделать разъяснительное вступление.
Б.Н. Ельцин был на партийной работе с 1968 г., с 1976 г. первый секретарь Свердловского обкома, в 1985 г. первый секретарь Московского горкома, в 1986 г. кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Проиграв в 1987 г. Горбачеву соперничество внутри КПСС, Ельцин в 1990 г. демонстративно сдал партбилет и на волне оппозиционных настроений (как «борец с привилегиями партаппарата») был избран народным депутатом и председателем Верховного Совета РСФСР. В «Записках президента» он описывает, как вошел в огромный председательский кабинет и подумал: «Ну и что дальше? Ведь мы не просто кабинет, целую Россию отхватили» (М., 1994, с. 33).
Дальнейшая борьба Ельцина против горбачевского центра выразилась в провозглашении 12 июня 1990 г. «государственного суверенитета РСФСР» и верховенства законов РСФСР над союзными, что развязало цепную реакцию «суверенитетов» других республик (даже Карельской, Удмуртской, Якутской, Коми и др.), поддерживаемых в этом из-за рубежа. Ельцин поощрял их: «Возьмите такую долю самостоятельности, какую можете переварить» (август 1990); в январе 1991 г. подписал совместное заявление с прибалтийскими республиками, признающее их субъектами международного права. Затем Ельцин убедил депутатов учредить пост президента РСФСР, чтобы «отстоять ее суверенитет», 12 июня 1991 г. был избран им и стал отстраивать свои структуры власти, параллельные союзным, а также разрабатывать «новый союзный договор», превращавший СССР в рыхлую конфедерацию независимых государств. Подписание договора было назначено на 20.8.91.
Для предотвращения развала СССР 18 августа 1991 г. «на основании ст. 127-3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли: «Бакланов О.Д. - первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, Крючков В.А. председатель КГБ СССР, Павлов B.C. - премьер-министр СССР, Пуго Б.К. - министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. - председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. - президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. - министр обороны СССР, Янаев Г.И. - и.о. Президента СССР». Исполнение обязанностей Президента СССР вице-президент Янаев принял на себя «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей... на основании ст. 127-7 Конституции СССР» («Правда», 20.8.91). В Москву была введена военная техника.
Но Ельцин и его сподвижники отказались признать ГКЧП, превратили Дом Советов в штаб сопротивления (они называли его «Белым домом», по аналогии с вашингтонским) и одержали победу. Статья написана сразу после этого. [Прим. 1998 г.]
В августе 1991 г., в праздник Преображения, кажется, закончился коммунистический период российской истории. Разделяя радость этого события, трудно, однако, избавиться от чувства тревоги. Ибо над Кремлем - все те же «пылающие звезды», в центре страны - все то же идолище в своем мавзолее. Видимо, новым властителям это не мешает. Похоже, многим из них больше мешают писатели и патриотические деятели, против которых развернута кампания дискредитации.
В духе революционного правосознания «префект» Центрального округа Москвы Музыкантский обвинил писателей России в «идеологическом обеспечении путча» и попытался опечатать здание их Союза. По телевидению население призвали доносить на «пособников путчистов», дав для этого номер телефона. Появились демократические «хунвейбины» с бумажками Моссовета: «по предъявлении сего мандата тов. (Ф.И.0.) ___________ предоставляется право участвовать в расследовании антиконституционной деятельности граждан, их причастности к государственному перевороту»...
Критерий этих "расследований" чрезвычайно прост: кто как отнесся к приказам ГКЧП и Б.Н. Ельцина и даже - кто что писал накануне. Причем и некоторые "обвиняемые" оправдываются в рамках все того же критерия, еще более абсолютизируя его. Думается, однако, чтобы разобраться в происшедшем, нужен другой критерий: кто как относился и относится к России.
В этой связи хочется напомнить о той сложной границе между «ложью» и «правдой» в российском обществе, о которой я писал в открытом письме проходившему в те же дни Конгрессу соотечественников («Литературная Россия», 1991, № 30). И чтобы понять тех, кто не менее западников хотел избавления страны от коммунизма, но не был в те дни на баррикадах, нельзя забывать, что противники режима всегда видели два варианта перехода от тоталитаризма к правовому государству.
Первый вариант - через период просвещенной диктатуры (типа генерала Франко в Испании), которая воссоздаст правовое общество с минимумом хаоса, без ослабления страны. О желательности этого писал А. Солженицын, за этот вариант еще с 1930-х гг. выступали самые антикоммунистические эмигрантские организации; совсем недавно такая переходная диктатура сравнивалась в «Посеве» с декомпрессионной камерой - необходимой для избежания кессонной болезни.
Второй вариант - переход через революцию, то есть резкое всплытие из тоталитарных глубин на поверхность демократии. В этом случае изучение ее достоинств и недостатков происходит опытным путем, чреватым «кессонной болезнью»: анархией, национальными конфликтами и даже гражданской войной.
События в СССР в августе 1991 г. вылились в вариант, близкий к революционному. И нельзя не видеть, что шесть лет «перестройки» оказались плохой декомпрессионной камерой. А «кессонная болезнь» делает страну беззащитной и перед иностранными силами, которые стремятся ее «освоить». Главная же опасность в том, что августовские победители в своей эйфории этой угрозы не видят. Столько лжи было написано об Америке в коммунистические годы и столь тяжело жилось в нашем несвободном Отечестве, что теперь, по закону маятника, именно в Америке многим видится «рай на земле»...
Думается, именно теперь руководителям нашей страны было бы полезно новыми глазами перечесть «Как нам обустроить Россию?» Солженицына. Кроме того, подумать не только об описанных пороках бездуховной демократии, но и о ее геополитике: та «денежная аристократия», которая в атомизированном демократическом обществе становится «негласным хозяином всей жизни», имеет и свою наступательную идеологию Она жизненно заинтересована в космополитизации мира, в размывании абсолютных нравственных ценностей - что только и обеспечивает власть владельцам денег. Если проводить реформы на их условиях, «расторговли потом не исправить, обратимся в колонию», - пишет Солженицын.
Опыт русской эмиграции в этом отношении поучителен. Но и в патриотических кругах в России это в немалой степени сказывалось на предпочтении первого варианта освобождения второму. На чашу весов ложились и стойкие антирусские настроения во влиятельных западных кругах (вспомним хотя бы концепцию американского генерала Тейлора об избирательном уничтожении русского населения СССР), и отождествление коммунизма с русским народом (американский закон о «порабощенных нациях»), и усилившийся как раз в «перестроечные» годы натиск с Запада бездуховной "культуры", призывы к «мутации русского духа»...
Многие наши либералы-западники не только не видели опасности этих влияний, но даже поощряли их как признаки свободы и демократии. Их совместные с западными единомышленниками усилия по утверждению этой "культуры" как передовой, объявление «врагами перестройки» всех патриотических сил, которые сопротивлялись этим процессам, - все это тоже подталкивало многих патриотов России к авторитарному пути.
Это, конечно, не повод оправдывать действия, мотивы, нравственный облик данных «путчистов» (об этом - ниже). Но совершенно неуместны попытки отождествить с ними и с «неосталинизмом» всех тех, кто надеялся на авторитарный вариант. Беда многих патриотов была в том, что этот вариант им представлялся возможным лишь в союзе с коммунистами - с «реальными носителями власти» и «гарантами стабильности», почему и предупреждения об опасности этого компромисса не принимались всерьез. Правда, одно дело - советовать со стороны, другое - самому стоять перед выбором меньшего зла...
Национал-большевизм, конечно, неестественный симбиоз русской и антирусской идеологий, но все же нельзя не видеть, что в годы «перестройки» он имел существенное отличие от предыдущих эпох.
Национал-большевизм (если оставить в стороне сходные, но иллюзорные побуждения сменовеховцев, евразийцев, младороссов) возник в конце 1930-х гг. по инициативе Сталина - из потребности создать более прочную опору режиму накануне войны. Даже в антикоммунистической эмиграции это породило движение оборонцев: они считали, что «у России нет в мире друзей, а лишь враги» (ген. Деникин) и что безответственно стремиться к крушению большевиков «любой ценой». Г. Федотов тогда писал, что многим антикоммунистам не хватает чувства «хрупкости России» - как его не хватало противникам царского режима, которые вместе с «ненавистной властью» обрушили и Российское государство...
В последнее же время попытка сближения с компартией исходила от части самих патриотических сил: но не ради спасения «полумертвой» (В. Распутин) коммунистической идеологии, а в ожидании ее близкого краха - для спасения государства. Именно чувство «хрупкости России» заставляло видеть в существовавших структурах власти меньшее зло. (Об этом, например, писал в «Вече» № 35 явный антикоммунист В. Карпец.)
Поэтому, с одной стороны, даже в почвеннической среде мало кому понравились лица, титулы и методы «путчистов». Но, с другой, если быть объективными, - мы не знаем, чем бы кончилось их правление. Если их власть рухнула в три дня как карточный домик, будучи бессильной перед политическим сопротивлением демократов, то почему бы она могла оказаться сильной против внутреннего давления патриотических сил - сторонников первого варианта? Ведь не десяток серых аппаратчиков определял бы судьбу страны. Коммунистическая идеология отжила свой век и уже не могла бы стать серьезной помехой развитию здоровых сил очнувшегося общества. Именно на это и надеялись те патриоты, которые шли на столь дискредитировавший их компромисс...
После поражения «путча» этот компромисс сделал из почвенников удобную мишень. Серьезность обвинений соответствует демоническому облику путчистов в средствах информации. Однако в самом «путче» еще много неясного, что отмечают сами демократы: никто из лидеров оппозиции не был арестован (они даже могли летать за границу*); «Верховный совет РСФСР продолжал функционировать, хотя у путчистов были элементарные способы прекратить его жизнедеятельность», например, отключив электроэнергию и телефоны, - пишет известный диссидент А. Подрабинек («Русская мысль», 30.8.1991). «Не были предприняты, казалось, бы элементарные меры, необходимые для успеха переворота. Не была отключена международная телефонная связь, что позволило всему миру следить за развитием ситуации в СССР и, возможно, влиять на нее».
* Имеется в виду министр иностранных дел РСФСР А. Козырев, который 20 августа вылетел в Париж, чтобы «мобилизовать Запад на поддержку российскому руководству» («Демократическая Россия», 23.8-4.9.91) [Прим. 1998 г.]
«Хорошо обученным, натренированным и не знающим жалости спец. подразделениям КГБ не представляло ровно никакого труда захватить здание Верховного Совета, даже если бы его защищало вдесятеро больше волонтеров. ... совершенно ясно, что речь сейчас идет не о дилетантизме или глупости путчистов, а об исполнении продуманного плана», - считает Подрабинек: «Множество фактов свидетельствует о том, что переворот был более спектаклем, чем серьезной попыткой изменить государственные структуры». В том же духе высказался другой бывший диссидент К. Любарский (радио «Свобода», 9/10.9.1991). Но, похоже, эта гипотеза о «продуманном спектакле» родилась из противоречия между тем «безжалостным» обликом ГКЧП, который сами же демократы ему и создали, - и тем фактом, что как раз агрессивных действий «путчисты», видимо, старались избежать*.
По свидетельству замминистра обороны СССР Грачева и министра Язова, батальон генерала Лебедя был прислан к «Белому дому» не для его взятия, а для охраны, по просьбе самого Ельцина («Красная звезда», 31.8.1991; «Русская мысль», 21.8.92, «Собеседник» № 36. сент. 1991). Это позже подтвердил сам Лебедь («Литературная Россия», 1993, №№ 34-36).
Министр правительства РСФСР Е. Сабуров рассказывал, что «предприниматели везли в «Белый дом» деньги чемоданами... Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие - все это было куплено на деньги российских предпринимателей.
Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца» («Комсомольская правда», 5.9.91). [Прим. 1998 г.]
Похоже, придание «путчистам» демонического облика имело тактическую цель: это была «гениальная психологическая стратегия Бориса Ельцина и его команды, которые, не имея практически никаких реальных сил, разыграли в мировом эфире драму столь высокого накала, что ГКЧП, не выдержав, бежал», - пишет Л. Ионин в «Независимой газете» (12.9.91). То есть «путчисты» не выдержали того страшного облика («сталинисты»), который в кратчайший срок был создан им в стране и мире и изменить который они уже были не в состоянии.
Особо следует сказать об армии: «из Белого дома постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственным словам, «по-несколько часов не отрывал трубку от уха», получая информацию и даже частично регулируя совместно с командованием МВО движение военных колонн. Белый дом знал, как мало угрожает армия»*.
* Лишь позже из американской печати стало известие, что Ельцину помогла американская разведка. Она предоставила ему данные электронного перехвата о переговорах ГКЧП с военачальниками на местах (из чего стало известно об их пассивности), а также направила в «Белый дом» связиста из посольства США со спецоборудованием, который помог команде Ельцина напрямую переговариваться с военачальниками. (Seymour M. Hersh. The Wild East. The Atlantic Monthly. Boston. 1994. June; «Новое русское слово», 3.6.94). [Прим. 1998 г.]
Но народу «не было сообщено, что армия - не враг, что приказ ей только - «войти и стоять». И все эти трое суток на улицах и площадях столицы с истерикой и слезами... спрашивали солдат: «Неужели вы будете стрелять в народ?». Радио на этот счет молчало. Белый дом не выдавал секрета. Шли драматические сообщения о «борьбе за армию». Нагнеталось напряжение. И люди в ответ на радиопризывы шли и шли к Белому дому», готовясь грудью остановить танки, - пишет Ионин. (Телепрограмма «Вести» 17 сентября сообщила, что даже члены экипажа бронемашины № 536, по чьей вине погибли три человека, не арестованы, поскольку следствие «не определило, что их действия были направлены на убийство людей»; «Известия» (9.9.1991) отмечают, что машина двигалась не к Белому дому, а вдали от него, уходя по Садовому кольцу к Смоленской площади*).
* Следствие пришло к выводу, что в нападении на бронемашину на Садовом кольце принимала участие возбужденная и отчасти пьяная толпа (спиртные напитки раздавались на улице бесплатно), заготовившая у американского посольства бутылки с зажигательной смесью. Машина была ослеплена накинутым брезентом, забросана камнями и подожжена (эти телекадры были представлены всему миру как «штурм и оборона Белого дома»); один из нападавших был смертельно травмирован машиной при маневрах вслепую, другой погиб от неприцельных предупредительных выстрелов вверх через люк и рикошета, третий был сражен пулей (так и не найденной) при нападении на выбравшийся из горящей машины экипаж. Постановлением прокуратуры г. Москвы от 20.12.1991 уголовное дело против экипажа машины было прекращено за отсутствием признаков уголовно наказуемого деяния («Известия», 26.12.91). Троим погибшим Ельцин присвоил звание Героев Советского Союза. [Прим. 1998 г.]
Ионин резюмирует: «В эфире Москвы в те августовские дни царствовало радио "Свобода"», ведшее передачи прямо из Белого дома; PC и мировые средства информации распространяли не соответствовавшие действительности сенсационные сообщения о штурме и гибели людей «на баррикадах у Белого дома» - так, психологическим давлением, «радио "Свобода" и Би-Би-Си победили КГБ и КПСС».
На этом фоне не слишком убедительно выглядят рассказы о зловещих планах «переворотчиков»: «250 000 наручников», «атомная кнопка» и возобновление «холодной войны»; «планы взрыва» какой-то АЭС... Похоже, после победы демонизация врага была продолжена - уже чтобы подчеркнуть собственный героизм: так в свое время были созданы мифы «взятия Бастилии» и «штурма Зимнего» (за «документальные кадры» которого даже на Западе часто выдается сцена из фильма Эйзенштейна...).
Хочется надеяться, следствие расставит все точки над "i". Но уже сейчас юристы утверждают, что действия «путчистов» нельзя квалифицировать как «измену Родине»; их следует судить за превышение власти («Московские новости» № 36, 1991; «Культура», 14.9.1991). Такое же мнение высказал писатель-эмигрант В. Максимов: «решившись на антиконституционные действия, заговорщики просто по-своему истолковывали интересы этой самой Родины. Победителям не следовало бы забывать, что по недавним опросам общественного мнения, проведенным уже по следам путча, 40 процентов опрошенных высказали его инициаторам поддержку. Уверен, что в случае успеха заговора таких оказалось бы в два раза больше» («Комсомольская правда», 7.9.1991).
Каковы бы ни были цели ГКЧП - вероятно, сами путчисты прекрасно понимали, что коммунистическая идеология отжила свой век. Видимо, поэтому «в указах-приказах ГКЧП идеологический коммунистический флер почти отсутствовал... Это был переворот ВПК... ВПК не ругательное слово, а естественный феномен, его не надо ликвидировать, его надо цивилизовать. ...к лету 1990 года стало ясно, что власть КПСС убывает подобно шагреневой коже. Жизнь доказала, что КПСС опоздала на поезд: в государственный переворот партию не взяли... ВПК решил полагаться на самого себя» (К. Плешаков, «Новое время» № 37, 1991)*.
* «Архитектор перестройки» А. Яковлев также заявил: «Если бы меня спросили, а кто все-таки организовал путч, мое глубочайшее убеждение - военно-промышленный комплекс» («Куранты», 5.9.92) Эта же версия подробно представлена в «Литературной газете» (2.10.91). [Прим. 1998 г.]
Корреспондент радио «Свобода», М. Смирнов высказал даже убеждение, что «переворот не был коммунистическим», а был ориентирован на «ура-патриотические» круги и «особое место в нем отводилось Церкви» (радио «Свобода», 4.9.91). В верности этого заявления можно усомниться (ибо цель Смирнова - очернить патриотов «причастностью к путчу»), но оно говорит о том, что, если бы даже путч устроили люди, обладающие здоровым национально-религиозным сознанием, - похоже, это для «Свободы» (и для западных политиков) было бы столь же неприемлемо.
Западные правительства (чья позиция решающим образом повлияла на события) сразу же заявили о непризнании происшедшей в СССР смены власти [перешедшей от Горбачева к ГКЧП] как «противозаконного и неконституционного путча» - как будто можно считать абсолютно законной конституцию полутоталитарного СССР и как будто не бывают в истории моменты, когда страну спасает именно нарушение существующей законности. Ведь и США своим возникновением обязаны «неконституционному путчу» и гражданской войне.
Но нельзя не видеть, что россияне в создавшейся ситуации стояли перед более сложным выбором, чем Запад. Поэтому пора поставить основной вопрос: уместно ли применять западные демократические клише (кто как вел себя по отношению к «законному главе государства») - для оценки событий в еще не демократической стране? И уместно ли проводить чистки по этому принципу?
Термин «путч» подразумевает незаконность перемены, «введение чрезвычайного положения» претендует на законность. Однако юридическая граница между этими терминами оказалась очень тонка: в этом акте участвовали не какие-то «полковники», а само руководство СССР. На это обратил внимание и парижский историк М. Геллер: «Трудно назвать «переворотом» ситуацию, в которой остается на месте вся структура государственной власти, кабинет министров в полном составе, вся структура партийной иерархии... Они всего-навсего выбрали одну из горбачевских линий, одну из множества, которые проводил президент...» («Русская мысль», 23.9.1991). Демократ Л. Баткин тоже считает, что это не был путч, ибо «заговорщиками были сами верхние структуры власти»; это «не государственный переворот, а государственный поворот, то есть правящая верхушка решила... резко переложить румб» (радио «Свобода», 29.8.1991).
Не участвовал в «повороте румба» лишь один человек в системе власти: президент СССР. Именно на этом основании Запад и Ельцин призвали к восстановлению его власти, но для значительной части населения страны юридическая граница была трудноуловима: ведь этот все более непопулярный президент был к тому же и Генеральным секретарем ЦК КПСС - главой той самой структуры, которая с 1917 г. душила страну.
К тому же не кто иной как сам Горбачев сформировал это «путчистское» руководство страны, не обнаруживая с ним принципиальных разногласий в повороте направо, происшедшем осенью 1990 г. В сущности, «путч» они начали совместно уже тогда, и можно лишь удивляться, что в августе Горбачев не оказался в их компании. Впрочем, его роль еще не уточнена: пишут, что «блокады Фороса не было» («Комсомольское знамя», 4.9.1991); что 19 августа Ельцин смог туда позвонить («Демократическая Россия», 23.8-4.9.1991); Янаев 20 августа в «Правде» высказал Горбачеву «всяческое уважение» и уверенность, что тот, «поправившись, вернется к исполнению своих обязанностей», а после провала «путчисты» ринулись [21.8.91] не в какой-нибудь Китай, а все к тому же Горбачеву... (Но, быть может, все это кажется подозрительным опять-таки из-за того, что «путчистов» демонизировали: в рамках более спокойной версии «поворота румба» все выглядит объяснимым*...)
На следствии члены ГКЧП утверждали, что чрезвычайное положение готовилось давно по поручению Горбачева; что перед вылетом в Крым Горбачев заявил правительству: «Видимо, без чрезвычайных мер не обойтись»; что в Форосе 18 августа он был информирован об их плане, обсуждал его, порываясь писать обращение к Верховному Совету с просьбой обсудить введение чрезвычайного положения, попрощался с приехавшими доброжелательно, но не стал присоединяться к ним, предпочитая переложить ответственность на них и выждать время: «Черт с вами, действуйте, как хотите, а я с вами не согласен». Таким образом, ГКЧПисты «не собирались брать власть, а только ждали созыва Верховного Совета и возвращения Горбачева» («Общая газета», 15-21.8.96; «Гласность», 18.3.94; «Советская Россия», 3.9.94, 20.8.96, 21.8.97). И лишь после провала ГКЧП Горбачев заявил о «путче», «предательстве» и «изоляции», переняв позицию Ельцина и «мирового сообщества»... Сходная версия опубликована также Л. Радзиховским («Огонек» № 41, 1991). Е. Киселевым («Русская мысль», 21.8.92), Д. Штурман («Русская мысль», 6.11 92). А член ГКЧП Павлов даже полагает что Горбачев сознательно решил их использовать, «чтобы расправиться нашими руками с Ельциным... Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и... тоже решил использовать нас, откорректировав сценарий Горбачева. Он решил нашими руками убрать Горбачева...» (Павлов В. «Горбачев - путч. Август изнутри», М., 1993). [Прим. 1998 г.]
Нравственную же ущербность избранного Западом мерила законности особенно ярко демонстрирует то, что, вернувшись из Крыма, "мерило" подтвердило свою приверженность коммунистическим принципам... Все это делает неубедительным осуждение тех, кто имел по вопросу законности другое мнение. И прежде всего - военных, которые оказались в труднейшей моральной ситуации: ведь они присягали повиноваться приказу, тем более правительственному...
Формально рассуждая, многие шаги Ельцина (например, перевод союзных учреждений под свое подчинение*) были еще менее конституционны, чем «поворот румба» ГКЧП. И «почти все указы Ельцина после победы - это грубейшие нарушения законов и конституции, причем не только СССР, но и РСФСР», - пишут в «Русской мысли» (6.9.1991): «Возьмем, к примеру, указ о системе органов исполнительной власти в РСФСР, которым президент присваивает себе право назначать глав администрации областей и округов». Вспомним и роспуск избранного союзного парламента, и игнорирование результатов референдума о сохранении Союза...
* Уже 19 августа Ельцин издал указ: «До созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР все органы исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, министерство обороны СССР, действующие на территории РСФСР, переходят в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР». Однако после "освобождения" президента СССР из Фороса президент РСФСР обязан был восстановить самостоятельность союзных структур. Но Ельцин уже не хотел выпускать верховную власть из рук и воспользовался положением для усиления давления на Горбачева, этой цели служил и его указ 23.8.91 о роспуске структур компартии РСФСР «до окончательного разрешения в судебном порядке»; тогда же было опечатано здание ЦК КПСС; 24 августа Горбачев сложил с себя полномочия генсека ЦК КПСС, оставшись только президентом СССР [Прим. 1998 г.]
То есть антиправительственный "переворот" был совершен не ГКЧП, а позже - демократами, но понятно, почему находится мало охотников их осуждать. Именно на этих примерах хорошо видно, что критиковать следует не форму действий, а их цель: если как-то оправданно "незаконное" противодействие незаконной (с 1917 г.) власти коммунистов (не выберет ли сам Ельцин авторитарный вариант?), то опасно, если это ведет к произволу демократических «хунвейбинов». Критерием и здесь должны быть интересы России.
Так что не за «нарушение конституционности» следует осудить августовских «путчистов», а за то, что в отличие от генерала Франко они оказались не на высоте национальной задачи. Очевидно, на иное эти люди и не были способны: в сущности, они действовали в прежних рамках «коммунистической законности». Все их шаги были словно запрограммированы на прямо противоположный результат, потому что были нравственно несовместимы с состоянием народа, истосковавшегося по правде и по свободе. Кажется, в этом была главная причина того, что путч превратился в «опереточный»: ГКЧП по старинке полагал, что стоит объявить себя властью - и все подчинятся; поэтому, видимо, и не было подготовлено ни арестов, ни штурма...
Победить «неконституционным» способом можно было, лишь четко заявив об отказе от коммунистической идеологии и провозгласив идею национальной России. Но эти «путчисты» оказались неспособны даже найти искренние слова в обращении к своей стране, к армии, к внешнему миру. Они не отделили «правду» от «лжи» (начав с новой лжи - о "болезни" президента), не покаялись перед теми высшими ценностями, которые только и оправдывали бы применение силы как меньшего зла. То есть они сами оказались чужды тем национальным символам, под которыми подобные действия только и могли быть поддержаны народом: бело-сине-красный* флаг и слово «Россия». В результате национальная правда, теоретически возможная и в подобном варианте, оказалась не на их стороне. Неудивительно, что многие люди сразу же увидели в действиях «путчистов» прежнюю ложь и выступили именно против нее.
Разумеется, смена флага - дело очень ответственное и непростое. Но поскольку нам предстоит творческое возрождение тысячелетней традиции России, следует учесть главное преимущество черно-желто-белого флага: он ведет свое происхождение от привезенного Софьей Палеолог византийского золотого стяга с черным двуглавым орлом, который стал государственной хоругвью Руси с добавлением гербового щита с белым всадником - Георгием Победоносцем. То есть символика этого флага перебрасывает мост через Петровскую эпоху (в которой были посеяны семена нашей катастрофы) к более национальному периоду русской истории и несет в себе идею Третьего Рима [Прим. 1992 г.]
Пусть даже 40% населения было за ГКЧП - это были те, кто, как правило, не участвует в борьбе за свое мнение. Во всех революциях исход зависит от поведения не более 1% населения, которое, однако, готово умирать за свои идеи. И в августе 1991 г. лишь десятки тысяч были готовы на это - правда, умирать не столько за конкретных "демократов", сколько за Россию. Только выступившие под бело-сине-красным флагом могли победить в России в 1991 г.
Именно этот флаг и слово «Россия» воодушевляли тех людей, в том числе военных, которые обрекли ГКЧП на поражение. Но нельзя не отметить и того, что теперь этим флагом и словом пользуются и «архитектор перестройки», видящий в России «тысячелетнюю парадигму несвободы»; и повторяющая эту цитату (21 августа) американская радиомашина «мутации русского духа» с позывными гимна Временного правительства, которая теперь с почетом аккредитована в Москве... Вспомним, что правительство Керенского в 1917 г. тоже не скупилось на патриотические призывы и принуждало уставший народ вести войну под тем же флагом - ради чужих интересов. Признаки такой готовности заметны и в среде наших либералов. Бежавший в Англию резидент советской разведки Гордиевский даже пошутил, что теперь «английский шпион - достаточная рекомендация, чтобы быть избранным в Верховный Совет СССР» (радио «Свобода», 31.8.1991).
Таким образом, в августовских событиях наглядно проявился союз западников-номенклатурщиков, западников-диссидентов и определенных сил самого Запада*. Если этот союз укрепится, - еще неизвестно, во что выльется для России эта победа.
* В частности, министр иностранных дел РСФСР Козырев полетел 20 августа в Париж не столько, чтобы «мобилизовать Запад на поддержку российскому руководству», сколько за инструкциями. Он признает также: «Западные посольства в Москве, по существу, перешли в режим работы на нас. Мы через них получали и передавали информацию». 21 августа Козырев был в штабе НАТО в Брюсселе, где встретился с госсекретарем США Бейкером, который «начал беседу с поздравления» («Демократическая Россия», 23.8.-4.9.91). А над баррикадой у «Белого дома» вместе с бело-сине-красными флагами был вывешен и израильский флаг. [Прим. 1998 г.]
Сейчас практически все средства массовой информации (пресса, радио, телевидение) оказались в руках западнического фланга. Марк Дейч, выполнявший на волнах радио «Свобода» функцию Норинского*, теперь может это делать по центральному телевидению. Кое-кого напугали даже русские флаги, из-за чего усиливается давление на Ельцина: Е. Боннэр с группой единомышленников (Л. Баткин и др.) осудила «царистскую символику», заклеймила дореволюционную Россию как «тюрьму народов» и предупредила Ельцина, что не будет молчать (очевидно, имея в виду свое влияние на Западе), «если его и дальше понесет в великую Россию» («Куранты», 3.9.91; «Независимая газета», 3.9.91; «Московские новости» № 36, 8.9.91; «Союз» - спец. выпуск). Разумеется, и радио «Свобода» кует железо, пока горячо: главный идеолог Б. Парамонов сразу же объявил, что крах «путча» - это крах русской идеи (радио «Свобода», 31.8.91, 20.9.91)...
* Ленинградский еврей, стремившийся дискредитировать организацию «Память», рассылая от ее имени листовки с угрозами видным общественным деятелям. [Прим. 1992 г.]
Свой просчет сейчас, конечно, поняли и те патриоты, которые, несмотря на призывы даже из своих рядов (П. Паламарчука, В. Бондаренко, А. Фоменко и других), видели в использовании структур компартии меньшее зло. Характерно в этом отношении откровенное интервью А. Проханова: «мы лишились этой иллюзии... И мы будем сейчас свободно формулировать свою идеологию без коммунистов» («Комсомольская правда», 3.9.1991) Но нельзя не видеть, что даже по аппаратчикам-коммунистам демократы открыли огонь меньший, чем по писателям-почвенникам. Характерно, что «префект» Музыкантский ринулся опечатывать Дом российских писателей, а не, скажем, мавзолей. И с Запада влиятельный советолог У. Лакер прямо призывает «сделать нелегкой жизнь» таких «врагов демократии», как В. Распутин (радио «Свобода», 19.9.91).
Заметим на это, что Распутин утверждал подлинные нравственные ценности уже в то время, когда Евтушенко был экспортным дезинформатором, и когда А. Яковлев отстаивал «классовый подход» к "реакционному" русскому патриотизму [1972]. Даже когда Распутин призвал отказаться от «полумертвой идеологии» (1987 г.), член Политбюро Яковлев сомневался в нужности юбилея Крещения Руси... И вот теперь первый зачислен в «пособники путчистов» - поскольку накануне подписал «Слово к народу», а второй вместе с Евтушенко освобождает Россию от «тысячелетней парадигмы несвободы»...
Тысячи москвичей проявили мужество в критические дни. Как бы опровергая американский закон о нациях, порабощенных «русским коммунизмом», они показали западной советологии, что и русские готовы умирать за свободу. Хочется надеяться, что теперь они проявят такое же мужество в сопротивлении мутации нашего духа. Но эта задача сложнее, ибо угрозу многим еще только предстоит рассмотреть.
В этой связи приобретает особое значение проблема, затронутая в статье И. Шафаревича «Шестая монархия» («Наш современник», 1990, № 8). Средства информации в демократическом мире - колоссальная сила (роль «информационного оружия» нам продемонстрировали августовские дни). «Те, кто может бесконтрольно оперировать ею, становятся истинными хозяевами жизни» «...эта внезапно возникшая опасность есть плата за неожиданный дар судьбы за то, что упали внешние путы, связывавшие нашу мысль Задача в том и заключается, чтобы, не утратив это благо, избежать опасностей, которые оно несет и которые, на примере Запада, отчетливо видны».
То, на что почвеннические силы надеялись, но не смогли сделать в условиях отживавшей коммунистической диктатуры, теперь им, возможно, придется делать в условиях диктатуры "демократической", носителями которой будет не столько правительство, сколько господство антипочвеннических сил в средствах информации (которые в условиях демократии создают или убирают правительства).
В этой борьбе в области информации у почвенников, на первый взгляд, силы неравные. Но это лишь если оценивать техническое обеспечение. На уровне программного обеспечения они имеют превосходство, ибо «не в силе Бог, а в правде». Их влияние будет расти по мере того, как 1) чисто негативная платформа «против чего» будет утрачивать свое значение и на повестку дня выйдут требования «за что»; 2) в соприкосновении с Западом все больше будет обнаруживаться эгоизм «сильных мира сего».
Не исключено, что вскоре начнут разделяться сами демократы. Будем надеяться, что многие из них стали таковыми по инерции, отталкиваясь от коммунистов. Что и таких лидеров, как Ельцин, сама мистическая сущность Российского государства заставит быть национальными - иначе они не удержатся у власти. Что, справившись с главным врагом, отвлекавшим их внимание от глобальной раскладки сил, они разглядят серьезнейшие проблемы той «общечеловеческой семьи», в которую вводят Россию.
Божьим промыслом России, кажется, суждено освобождаться от коммунизма по демократическому, а не по авторитарному варианту. Но отчаиваться при виде нынешних демократических эксцессов - значит не верить в здоровые силы народа. «Голоса», расхваливавшие «демократический рай» в течение десятилетий, создали, конечно, эйфорию демократии, прежде всего американской. Но, неожиданным образом, это может привести к тому, что наш народ согласится принять только то, что будет соответствовать их обещаниям. Наши люди настолько истосковались по правде и справедливости, что вряд ли их устроит все то, что им предстоит открыть на Западе. Именно на этом стремлении народа к правде потерпела поражение «ложь» ГКЧП; поэтому же, хочется надеяться, наш народ отвергнет и «ложь» демократии, усвоив ее «правду».
Думается, народ и голосовал-то за демократов, в основном отталкиваясь от правившей «лжи». Это было голосование против коммунистической власти. Теперь критерии выбора меняются и люди будут голосовать не «против чего», а «за что». Это дает почвенническому флангу небывалые возможности консолидации здоровых сил для участия в следующих выборах.
Похоже, что история в нашей стране теперь развивается как бы по принципу «духовной реставрации»: сейчас произошел переход России из Октябрьского (коммунистического) периода к Февральскому (либерально-демократическому). Как мы помним, развитие от Февраля к Октябрю шло в направлении полевения Временного правительства; будем надеяться, что нынешнее временное правительство будет праветь, и мы от власти неофевралистов придем к подлинной России.
Это, должна быть, однако, не просто реставрация символов и институций. Мы должны вернуться в органичное течение национальной жизни, вынеся из 73-летнего опыта страданий трезвость и христианскую мудрость, которой нам не хватило в начале века: бескомпромиссность ко злу и терпимость к людям.
Эта статья была напечатана в газете «Литературная Россия» (Москва. 1991. № 43), журнале «Вече» (Мюнхен. 1991. № 43).
Ниже следуют дополнения, сделанные к изданию 1998 г.
Свое отношение к Августовской революции явила великая святыня русского Зарубежья - чудотворная мироточивая Иверская икона Божией Матери. Ее хранитель, монах Иосиф Муньос рассказывал: «Когда я был в Аргентине, ... во время августовского переворота в России, я находился в местечке, ... куда новости очень медленно доходят, и мы не знали ничего о том, что происходило в России в тот день, но заметили, что у Божией Матери появилась слеза (икона никогда не плакала раньше), которая просто держалась и сначала не падала. Мы старались понять, что происходит, почему Божия Матерь плачет, и когда сели на самолет, то по дороге обратно, в Буэнос-Айрес, получили газеты и узнали о перевороте в России. И мы поняли, что из-за этого Божия Матерь начала плакать, но это очень трудно объяснить...» («Православная Русь», Джорданвиль. 1993, № 1, 1993).
«25-26 августа стало очевидно для всех, что мирная августовская революция в России... подводит черту также под историей последней мировой империи... государства, которое раньше называлось Российской империей, а затем СССР. Но этот свершившийся всемирно-исторический факт должны приветствовать все истинные демократы» (Ю.Н. Афанасьев, Л.М. Баткин, B.C. Библер, Е.Г. Боннэр, Ю.Г. Буртин, В.В. Иванов, Л.М. Тимофеев // «Независимая газета», 3.9.91).
24 августа президент РСФСР Ельцин в обход полномочий президента СССР Горбачева заявил о признании независимости прибалтийских республик. В эти дни независимость провозгласили власти Украины, Белоруссии, Молдавии, Азербайджана, Киргизии, Узбекистана... Все эти акты были незаконными с точки зрения существовавшего законодательства и противоречили итогам мартовского всесоюзного референдума.
2 сентября США заявили об официальном признании независимости трех прибалтийских государств.
Сразу «после августа 1991-го пошли расправы над многими генералами и офицерами, добросовестно выполнявшими свои обязанности во время ГКЧП... С августа 1991-го по август 1992-го из армии было выдворено более 300 «потерявших перспективу» генералов и свыше 65 тысяч офицеров... События августа 1991 г. нанесли тяжелый моральный удар по армии...» («Независимая газета», 12.9.96). Тем самым была обезврежена главная оппозиционно-патриотическая силовая структура, способная воспротивиться новой власти.
В сентябре-октябре в Чечне происходит свержение генералом-националистом Дудаевым местного Верховного Совета, захват здания КГБ и военной техники, объявление мобилизации для «возможного ведения войны против России», а 27 октября Дудаев избирается «президентом независимой Чечни» (явка на выборы составила 12%). Начинаются широкомасштабные убийства, грабежи, изгнание русского населения - все это при невмешательстве центральной власти.
3 октября на встрече с делегацией НАТО вице-президент РСФСР Руцкой предложил принять СССР в НАТО (Ельцин Б. «Записки президента». М. 1994, с. 135).
«Комментируя итоги состоявшегося 15 октября заседания Госсовета, Ельцин заявил, что, прежде чем приступать к реформам, он собирается "доразрушить" центр» (Ельцин Б. «Записки президента», с. 135).
В октябре 5-й Съезд народных депутатов РСФСР большинством почти в 90% предоставил президенту Ельцину беспрецедентные «дополнительные полномочия» - право назначать и снимать глав администраций вплоть до районного уровня, право издавать указы по вопросам валютно-финансовой, внешнеполитической, таможенной деятельности, по бюджету, налогам, ценобразованию, собственности и т.д. При этом было допущено, что президентский указ может противоречить существующему законодательству, - в этом случае он автоматически вступает в силу, если в семидневный срок не последует никаких действий со стороны Верховного Совета. Эти полномочия были предоставлены Ельцину до 1 декабря 1992 г. Съезд избрал Р. И. Хасбулатова председателем ВС РСФСР.
В конце октября Ельцин заявил: «Мы готовы немедленно, во взаимодействии с зарубежными специалистами, открыть стратегические данные, необходимые для вступления в международные организации, принять основные принципы, заложенные в уставе Международного валютного фонда. Мы официально обратимся в МВФ, Мировой банк, Европейский банк реконструкции и развития, чтобы пригласить их к разработке детального плана по участию в экономических реформах» («Российская газета», 29.10.91). К тому моменту консультанты указанных организаций уже были советниками властей РФ.
15 ноября правительство РСФСР указами, в нарушение закона, подчинило себе Министерство финансов СССР, управления драгоценных металлов и камней, Гохран СССР. С 20 ноября прекращено финансирование министерств СССР; их имущество передано правительству РСФСР. 22 ноября под контроль РСФСР были взят Госбанк СССР. После этого союзные структуры фактически перестали существовать. Горбачев не препятствовал этому, но предпринимал последние попытки переговоров о создании конфедеративного государства. Однако Ельцин заявил 25 ноября на заседании Госсовета, что «не готов ратифицировать концепцию конфедеративного государства», а выступает за «конфедерацию независимых государств».
В ноябре Ельцин запретил деятельность КПСС и стал «кавалером ордена богини Бау и креста рыцаря-командора Мальтийского ордена» колдуньи Джуны (фотографии президента в «командорском» облачении, сделанные во время церемонии в его кремлевском кабинете, см. в «Комсомольской правде» от 6.12.91 и в книге: Зенькович Н. «Тайны уходящего века». М. 1998). (Вопреки встречавшимся утверждениям, самодельный оккультный орден Джуны не имеет отношения ни к регулярному масонству, ни к католическому Мальтийскому ордену, тем не менее духовный уровень бывшего кандидата в члены Политбюро здесь выявился весьма показательно.)
Израильский автор Ш. Черток описал, как после переломного Августа он «приехал в другую Москву: побывал в ешиве в Кунцеве, открытой на бывшей даче-дворце московского мэра Промыслова, в восстановленной синагоге на Большой Бронной, которая была занята полвека назад Домом народного творчества имени Крупской, говорил на иврите с московскими школьниками, собравшимися на семинар по иудаике, зашел в готовый к началу занятий Открытый еврейский университет в здании факультета журналистики МГУ на Моховой, в центре Москвы... Отношение к Израилю стало в Советском Союзе своеобразным мерилом свободолюбия, как и отношение к антисемитизму... Российское радио и телевидение, действительно, противостоят «патриотическому фронту»... В споре между министром культуры СССР Губенко и хасидами Любавичского ребе оно [телевидение] было целиком на стороне хасидов, требовавших вернуть [из Российской государственной библиотеки] книги, принадлежавшие раввинам династии Шнеерсонов» («Новое русское слово», 30.10.91).
Председатель Верховного Совета РСФСР Хасбулатов в письменном распоряжении подчеркнул, что передача книг американским хасидам имела бы «не только благоприятный для нас международный резонанс, но и крупное практическое значение, имея в виду заинтересованность в этом деле международных деловых кругов еврейского бизнеса» («Литературная Россия», 18.10.91). Сотрудники библиотеки отказались отдать в США эти редкие книги, не имевшие отношения к США и являющиеся частью российского достояния, вызвав первый для демократической России "антисемитский" скандал.
1 декабря еврейские организации отпраздновали в Московском Кремле Хануку - «веселый и радостный праздник» победы своих предков над греческой культурой более двух тысяч лет назад. При этом телемост соединил празднующих в Кремле евреев с Нью-Йорком и другими столицами, придав этому символическому событию международное значение. На площади перед российским парламентом «была установлена девятиметровая менора - храмовый светильник. Разрешение на это дали Верховные Советы СССР и РСФСР, а также вице-мэр столицы» Ю.М. Лужков («Известия», 2.12.91). В оргкомитет празднования Хануки вошли Е. Боннэр и А. Козырев.
В этот же день 1 декабря был проведен референдум на Украине, в котором, по официальным данным, 90% проголосовавших высказалось за независимость. Накануне референдума США пообещали экономическую помощь, если Украина станет независимой. Ельцин признал независимость Украины. Украинский Верховный Совет заявил, что «Договор 1922 г. о создании Союза ССР и все последующие конституционные акты СССР Украина считает относительно себя недействительными и недействующими» («Известия», 4.12.91, 6.12.91).
8 декабря в Беловежской пуще Ельцин, Кравчук и Шушкевич (при активном участии Бурбулиса, Гайдара, Шахрая, Козырева, Илюшина), подписали соглашение, что «Союз ССР как субъект международного права и как геополитическая реальность прекращает свое существование», и провозгласили Содружество Независимых Государств с признанием советских границ между ними как государственных. Тем самым они лишили Горбачева остатков власти; он не сопротивлялся. Госсекретарь Ельцина Бурбулис о цели Беловежского путча сказал: «Да неужели Вы не понимаете, что теперь над нами уже никого нет!» (цит. по: «Наш современник», 1994, № 3, с. 115).
Ельцин так описывает свои чувства в момент расчленения исторической России: эта идея «родилась не сегодня... Вспомните 1917-1918 годы: как только грянула демократическая Февральская революция, республики [? - их тогда не было. - М.Н.] сразу начали процесс отделения... Как только в воздухе прозвучало слово «суверенитет», часы истории вновь пошли... Вдруг пришло ощущение какой-то свободы, легкости... Я почувствовал сердцем: большие решения надо принимать легко...» («Записки Президента», С. 150-151). Решение было отпраздновано шумным застольем.
После Беловежского соглашения за пределами «Российской Федерации» оказались 25 миллионов русских, ставших иностранцами на родной земле.
На пресс-конференции в МИДе Козырев рассказал, что сразу после этого Ельцин «разговаривал в присутствии глав двух других государств содружества с президентом Бушем»; были «положительные высказывания из госдепартамента... Соединенные Штаты обнадежены и обрадованы» («Российская газета», 11.12.91). В своих воспоминаниях Буш отметил, что Ельцин позвонил ему прямо из охотничьего домика в Беловежской пуще и заявил: «Горбачев еще не знает этих результатов... Уважаемый Джордж, ... это чрезвычайно, чрезвычайно важно. Учитывая уже сложившуюся между нами традицию, я не мог подождать даже десяти минут, чтобы не позвонить Вам» («Независимая газета», 19.12.98).
В начале декабря 1991 г. новый глава госбезопасности В. Бакатин передал американскому послу в Москве «схемы расположения подслушивающих устройств в здании американского посольства, а также образцы этих устройств» - как символ окончания «холодной войны». Заявления об этом были сделаны как послом США Р. Страуссом, так и российской службой безопасности («Правда», 19.12.91; «Рабочая трибуна», 17.12.91). Министр иностранных дел РФ Козырев заявил, что «у России теперь врагов нет», поскольку новое российское правительство разделяет «общечеловеческие ценности».
12 декабря Верховный Совет РСФСР ратифицировал Беловежские соглашения. В голосовании участвовало 196 человек (76% всех членов ВС), 185 проголосовали "за" (включая почти всех коммунистов), лишь 6 человек были против: С.Н. Бабурин, Н.А. Павлов, В.Б. Исаков, И.В. Константинов, С.А. Полозков, П.А. Лысов. В ВС Украины против проголосовали три депутата, в Белоруссии один - А.Г. Лукашенко.
25 декабря Горбачев официально ушел с поста президента СССР. В виде отступных он выдвинул список, который «практически весь состоял из материальных требований. Пенсия в размере президентского оклада с последующей индексацией, президентская квартира, дача, машина для жены и для себя, но главное - Фонд... бывшая Академия общественных наук, транспорт, оборудование. Охрана». Все это Горбачев получил. (Ельцин Б. «Записки президента», С. 159).
2 января 1992 г. началась «экономическая реформа» (либерализация цен) под руководством Ельцина (взявшего на себя также функции премьер-министра), первого вице-премьера Бурбулиса, вице-премьера и идеолога реформы Гайдара (летом 1992 г. ставшего и. о. премьера), а также их американского консультанта Джеффри Сакса. О реформе Ельцин еще в октябре заявил в «Обращении к народам России»: «Хуже будет всем примерно полгода. Затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года, как обещал перед выборами, стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей» («Российская газета», 29.10.91). В противном случае Ельцин устно пообещал «лечь на рельсы».
В ожидании худшего население скупило по старым ценам все, что можно, оголив прилавки; торговая сеть и производители также придержали товары, чтобы через несколько недель получить за них больше денег. Однако со взлетом цен деньги стали быстро обесцениваться; ценники в магазинах стали меняться каждый день, а производство товаров падать.
Одновременно с либерализацией цен указом от 29 декабря 1991 г. Ельцин утвердил план приватизации государственных и муниципальных предприятий под руководством А.Б. Чубайса, назначенного в ноябре 1991 г. председателем соответствующего правительственного комитета - Госкомимущества. Объявленная цель приватизации - «снять с государства груз управления производством», поскольку «гораздо эффективнее оно работает в частных руках», «пополнить казну от продажи предприятий» и одновременно «привлечь частные инвестиции в экономику». Множество объектов госсобственности (от квартир до магазинов, учебных, медицинских, спортивных, партийно-комсомольских учреждений вместе с их имуществом и деньгами) стали регистрироваться как собственность частных лиц или созданных ими организаций по принципу: кто ближе к собственности - тот ее и получает. (Бесплатная приватизация жилья в Москве началась с 2.12.91.) Все указы по приватизации готовили Ельцину иностранные советники Чубайса.
25 января 1992 г. Ельцин заявил, что российские ядерные ракеты «отныне не будут нацелены на США».
29 января «архитектор перестройки» А. Яковлев, находясь в Лондоне, заявил по поводу претензий Украины на Черноморский флот: «Я бы отдал любой флот кому угодно, помимо расходов, это никому ничего не дает» (ТАСС, 29.1.92).
8-9 февраля 1992 г. в Москве некоммунистическая оппозиция провела Конгресс гражданских и патриотических сил, на котором было создано Российское Народное Собрание. С главным докладом выступил вице-президент А.В. Руцкой, присоединившись тем самым к оппозиции.
25 марта указом президента была разрешена продажа земельных участков физическим и юридическим лицам, включая иностранные.
В апреле 6-й Съезд народных депутатов изменил название государства: вместо «Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика» принято двойное название «Россия - Российская Федерация» (на добавлении слова «федерация» настояли региональные администрации и демократы).
21 мая 1992 г. ВС РФ постановил считать передачу Крыма в состав Украинской ССР в 1954 г. изначально «не имеющей юридической силы», поскольку это было сделано «с нарушением Конституции РСФСР и законодательной процедуры».
12 июня 1992 г. объявлено государственным праздником РФ - «Днем независимости».
С 11 по 22 июня проходило круглосуточное пикетирование демонстрантами телецентра в Останкино с требованиями прекратить ложь о "реформах" и предоставить слово оппозиции; палаточный городок демонстрантов был разгромлен милицией, по официальным данным пострадало 76 человек.
7 сентября 1992 г. по первому каналу российского телевидения был представлен акт современного искусства: убийство и расчленение живой свиньи, которая символизировала «образ России, наполненной вечными комплексами, которые нельзя разрешить, можно только разрубить».
Осенью начался «ваучерный» этап приватизации, о чем см. в дальнейших статьях.
30 ноября 1992 г. Конституционный суд вынес компромиссное решение по «делу КПСС»: запрет Ельциным высших организационных структур КПСС и КП РСФСР соответствовал конституции; но первичные территориальные организации партии имеют право действовать в соответствии с законом. Та часть имущества компартии, которая была присвоена у государства, - подлежит изъятию; чисто партийное имущество отчуждению не подлежит. (Позже, 13-14 февраля 1993 г., прошел «чрезвычайный восстановительный» съезд компартии РСФСР. Так, опираясь на старые структуры по всей стране и на недовольство народа, коммунисты стали ведущей оппозиционной силой в ельцинской России.)
На российских монетах, выпускаемых с 1992 г., стали чеканить двуглавого орла Временного правительства: с голыми крыльями, пустыми головами и пустыми лапами.
Члены ГКЧП после затянувшегося следствия и начатого 14 апреля 1993 г. процесса в феврале 1994 г. были амнистированы по инициативе оппозиционной Государственной Думы.