Выбрать шрифт:
Речь, произнесенная на акте
Св.-Троицкой семинарии в Духов день
Христианская Церковь выросла на крови мучеников. Что значит греческое слово «мученик» (martyr)? «Свидетель».
Свидетельствовать великое событие явления в мip Бога - Спасителя человечества, первородным грехом запечатленного, вот в чем была задача христиан на заре нашей эры.
Так делать, значило жизнь класть за веру: мучения и смерть были ответом европейского и языческого мiров на такое свидетельство.
Противопоставляли христиане одну только кротость. И пораженный мip увидел исполнение слов Христовых: «Блаженны кроткие, ибо они наследят землю».
Святые мощи мучеников - «пшеница Господня», по слову Игнатия Богоносца - стали алтарями, прославленными служением на них Божественной литургии. И чем больше преследовали христиан - тем шире распространялось христианство.
Вершины достиг террор в царствование Императора Диоклетиана, когда официально назначена была дата конечного истребления Христианства...
То было предсказанием конца - не Христианства, а мучений христиан. Можно было видеть при дворе безпощадного врага Христианства юношу, имя которого вошло в историю, как символ начала новой эры. Константин признал легальное существование Христианской веры в его Империи и знамение Креста водрузил на своих знаменах.
Время скорбей прошло. Христианская Церковь превратилась в могущественную организацию, действующую в единении с всевластным правительством Империи. С этих пор христиане не только могли свободно выполнять все, что предписывала им их Вера, но и стали господами и правителями в делах мiрских.
Задача свидетельствования Истины, открытой Евангелием, не перестала, однако, существовать. Появился новый страшный враг - ложь, облекающаяся в видимость Правды. На место внешних преследований Церкви явилась другая беда: внутренние мятежи - ереси.
В горячей борьбе с ними Церковь оказалась вынужденной находить точное словесное выражение основных истин Христианской веры, которая была еретиками и жестоко искажаема, и лукаво толкуема. Результатом было то, что именно от этого бурного и отравленного отчаянными духовными возмущениями времени Христианский мiр унаследовал безценное сокровище Церковной Догмы, то есть Истины, провозглашенной непосредственно самой Церковью.
Кто в первые столетия христианства мог быть назван «истинным» христианином? Безпредметен был этот вопрос в то время. Без горячей, твердой и стойкой устремленности к Богу, нашему Спасителю, и без сознательного отвержения всего обычно почитаемого в мiре - кто мог бы принять риски и скорби, которые ждали каждого дерзающего не только открыто исповедывать, но даже потаенно признавать Христианскую веру?
Не было надобности в особой нравственной дисциплине для того, чтобы вести от силы к силе верующих на пути к Небу, которого они так пылко жаждали. Сама шаткость их существования, если бы даже скорби и печали подлинного преследования могли быть счастливо избегнуты, оставалась лучшим испытанием христианской добродетели, ибо малейшее соглашательство воспринималось, как падение.
Все изменилось, как только Церковь стала легальной, преуспевающей, правящей. Успокоенность - плохой советник в вопросах самоусовершенствования. Те, кто действительно жаждали всецело христианского существования, задыхались теперь, видя себя окруженными благополучием, довольством, обилием, безпечностью, комфортом, ставших обычными элементами христианского общества.
Выход был найден.
Они бежали.
Куда?
В пустыню.
В одиночество, в опасность, в безнадежность дикого существования среди зверей и гадов. И так было сильно стремление этих истинно верующих к таковому святому отчуждению, что тысячи и тысячи, следуя примеру и подчиняясь руководству пионеров так возникшего монашества, буквально населили некоторые области африканской пустыни - особенно самые дикие и страшные.
Если кто когда на земле мог бы притязать на именование «сверхчеловеков» - приоритет этих гигантов духовной жизни едва ли мог бы быть опротестован.
Львы слушались их, как ягнята. Законы природы были безсильны перед их могущественным словом. Не было болезни или немощи, которая не могла бы быть исцелена по их молитвам. Пренебрегали они своими физическими нуждами в такой мере, что практически приближались к ангелам. Они овладевали своими страстями, приобретая божественное безстрастие, которое давало им внутренний мiр, ни с чем несравнимый в своей сладости. Они оказывались недоступными самым страшным и жестоким искушениям, которые только можно вообразить. Демоны видели самые отчаянные свои нападения отраженными...
Есть ли преувеличение в том, чтобы этих гигантов духа назвать «сверхчеловеками»?
Но как смущены, встревожены в своем внутреннем мiре оказались бы они, если бы ощутили такую их оценку. В собственных глазах они были самыми последними из грешников. И такое суждение о себе не было условным выражением смирения - то было их твердое убеждение!
Нам это кажется странным, а они, какими они были, не могли думать иначе. Чем человек оказывается ближе к Богу, тем чернее воспринимается им греховность его природы, обезвреживаемая для него не его собственными достоинствами, а исключительно милостью Божией: покинутый Богом, он мгновенно стал бы жертвой зла, в нем гнездящегося.
«Велик тот, кто способен воскрешать мертвых, велик тот, кто способен видеть своими телесными очами ангелов - но истинно велик тот, кто способен видеть самого себя: у такого человека отверсты духовные очи». Таково изречение одного из основоположников монашества, и то была основа мiровоззрения монашеского.
Как ни обособлено было монашество, оно не было вполне отчуждено от жизни общей. В борьбе с ересями оно было, так сказать, Божией армией, особенно активной на основных передовых позициях и образующей, вместе с тем, глубокий тыл, обезпечивающий всю кампанию.
Необозримо велик был принос монашества в христианскую культуру, как она была в целом создана Вторым Римом, и во многих иных отношениях...
Став христианской, Россия естественно унаследовала монашество. Но оно получило в России новый облик, еще более увеличивающий его удельный вес. По сравнению с Византией Россия имела своеобразное преимущество: она не имела культурного прошлого. Потому смогла Россия стать всецело, насквозь христианской - что непредставимо было для Византии в ее целом, отягощенной громадным наследием языческой древности. Один пример покажет нам разительный контраст. Во времена Иоанна Грозного огромное начинание организовано было митрополитом Макарием: собрать и объединить все «чтомые на Руси книги». Протекли многие десятилетия, пока не были торжественно положены, как великие святыни, три списка - 12 гигантских фолиантов - один в Софийский собор Великого Новгорода, один в Успенский собор в Москве и один в Царский дворец. Действительно, все «на Руси чтомые книги» были тут собраны - и все они были религиозные! Почему так? Потому, что иной литературы, помимо религиозной, не знала Россия. Светских книг не было. Светским был только фольклор - и то лишь частично, будучи тоже под значительным влиянием Церкви.
Мог ли монастырь оставаться вне такого общества? Напротив того, он стал могущественной централизующей силой жизни. Один пример будет достаточен. Многотомное описание населенных мест России было издано в XIX веке Министерством внутренних дел - с краткой историей каждого поселения. Мы находим монастырь в основании чуть не каждого поселения центральной России. Эта часть России была громадной лесной пустыней. Отшельники, открыв привлекательное место близ реки с мipным видом, избирали его для своего уединения. За ними следовали другие. Их открывали благочестивые люди. Иные из них поселялись где-нибудь неподалеку, за ними следовали другие. И так возникало поселение, которое нередко превращалось в исторический город.
Как правило, монастырь в России не был только духовным центром, а становился также и хозяйственной силой и местом благотворения. Монахи не только молились, но и тяжко работали. Со временем монастыри богатели. Но это не было личное богатство монахов: им ничего не принадлежало, как частная собственность, и они так же тяжко работали и в растущем монастырском хозяйстве, становящемся образцом для широкой округи.
Для нации в целом монастыри были школой национальной идеологии, а их признанные авторитеты были лучшими советниками в самых острых политических вопросах.
Мы видим, как велика разница между Византией и Россией в отношении монастырей. Но мы тут показали лишь разницу, так сказать, количественную, разницу меры, разницу степени. Все, что тут сказано о монастырях России, было и в Византии, пусть в зерне. Была разница и качественная.
Почему Россию могли называть «Святой Русью», а Византию никогда не называли «Святой Византией»? Вот где разница основная между Византией и Россией, и она открывается лучше всего применительно к вопросу монастырей.
Монашество в России не только было тесно связано с разными сторонами жизни: оно было нормальным идеалом жизни, всеми принятым; оно было общим идеалом. Пример. Не редкостью было, чтобы мiрянин при известных обстоятельствах становился монахом. Вдовцы и вдовы, относительно свободные от общественных и семейственных обязательств, считали часто естественным выходом - вступление в монастырь. Большие бояре, князья, даже Цари, чувствуя приближение последнего часа - порой в этот самый последний час - принимали постриг. Все это всем понятно, так как домашняя жизнь всех классов русского общества следовала - и это не из очень большого далека - за образцом монашеского благочестия. Вот почему приход никогда не притязал всецело покрывать церковную жизнь. Приход являл собою как бы минимум церковности, открывая широкую возможность другим способам духовной деятельности. Эти устремления к блаженной Вечности удовлетворялись монастырями, и каждый мог иметь особые связи с одним, а то и различными «святыми отцами». Высшего предела достигло подобное духовное водительство в образе так называемого старчества, которое предполагало абсолютное подчинение себя духовному отцу.
Многое изменилось после Петра Великого, но Святая Русь не только была допущена к существованию в Российской Империи: исторической миссией возникающей Империи именно было спасение Святой Руси, оказавшейся не способной, как таковая, успешно сопротивляться наступлению обновляющегося Запада. Поскольку члены нового общества сохраняли известную близость к Церкви, а особенно поскольку лучшие люди западнического общества возвращались сознательно к Церкви - монашество воплощало для них Церковь на высшем ее уровне. Гоголь и Достоевский дому примеры. «Братья Карамазовы» дают картину того, как смотрела на монашество эта часть общества.
Не вправе ли мы считать монашество духовной осью Исторической России в ее тысячелетнем существовании?
Было известное раздвоение в эволюции русского монашества: тенденция к практической деятельности сплоченными братствами соперничала с тенденцией уединенного аскетизма, пренебрегающего всякой практической деятельностью вне строгой необходимости для обезпечения самого скромного существования. Каково должно бы быть устремление нового, возрожденного русского монашества? Все так изменилось вокруг нас, что этот вопрос должен бы быть заменен другим: не возвращаемся ли мы к тем временам, когда «настоящий» христианин не ощущал нужды думать о монашестве. Почему так? Потому что он сам становился «потенциальным» мучеником в обычной своей жизни, способным в любой момент сделаться мучеником действительным. Но поскольку даже благоприятствовала бы и ныне жизнь ведению монашеской жизни, она сама, эта жизнь, претерпевает изменение в силу изменения всей вообще жизни. Конечно, монахи должны работать тяжко; конечно, не должны они пренебрегать и аскетической дисциплиной, ибо вне этого нет монашества. Но новая задача возникает для монашества, пред лицом которой стирается грань между общежительным монастырем и молитвенным.
В былое время, когда аскетизм монашеский достигал таких высот, что достоверное описание их современному читателю может показаться воспаленным славословием, столпами этого монашества была открыта картина грядущего времени, когда все должно измениться. Не будет больше места ни великим подвигам аскетическим, ни чудесным знамениям, ни поразительным чудесам. Забота о спасении души не будет больше общим стремлением всех христиан - обратное наступит, отчего исключительно трудно станет спасаться и тем, кто сохраняет это желание. Дело спасения будет поэтому совершаться в смиреной тихости с одним главным заданием - только бы сохранить верность истинной вере, истинной Церкви.
Это грядущее время - наше время. И - будем ли мы думать об обломках монашества, скрывающихся в России, в катакомбах, или о начатках русского монашества, возникающих в свободном мipe - одна миссия монашества кажется особо обозначившейся: быть вехами на пути истинной верности истинной вере.
Что такое - истинная вера? В нашем понимании под этим разумеется не личная искренность чувств, а сознательная принадлежность к истинной Церкви. А что такое истинная Церковь? В нашем представлении истинная Церковь не есть результат общего согласия, а есть реальность Нисхождения Святаго Духа - то историческое Нисхождение, которое мы только что здесь праздновали. Создание истинной Церкви есть историческое событие, а Церковь, так созданная, есть неповторимое историческое явление. Церковь на земле возникла на Троицу в горнице, где были собраны Христовы ученики для принятия Святаго Духа, и она остается воплощенной в той части человечества, которая остается ей верной.
Единственное сокровище, которым мы, последыши истинной Исторической России, обладаем, есть радость принадлежать к этой истинной Церкви - в силу нашей сознательной принадлежности к Русской Зарубежной Церкви. Что являем мы собою в пестрой множественности свободного мipa, даже в множественности христианского мipa? Меньше, чем малое меньшинство - песчинку, ничто. Но и в этом ничтожестве - с точки зрения мipa -мы обладаем, поскольку мы принадлежим к истинной Церкви, путем к блаженной вечности, которая возникнет для всего спасшегося человечества при Втором Пришествии Христовом.
Разве не близится конец Истории? И дело не только в том, что губительно прогрессирует наука разрушения, а, главное, в том, что разрушается христианский дух, что губительно прогрессирует апостасия.
Но разве не остается возможность появления возрожденного человечества, способного продолжить человеческую историю? Мы стоим перед громадной тайной, какой еще никогда не было в истории человечества.
Живет ли и оживает ли истинная вера в Христа-Бога в сердцах христиан свободного мipa?
Живет ли, оживает ли в сердцах угнетенного русского народа Святая Русь?
В этих вопросах заключено наше будущее. Единственный шанс будущего существования человечества есть его духовное возрождение. Мы здесь, маленький начаток возрождающегося русского монашества, растущий на почве благословенной американской свободы, все возможное делаем для того, чтобы оказаться на уровне великого миссионерского здания современного монашества. Не случайно здесь возник издательский центр и ныне возникает центр пастырского воспитания - с сочувственной помощью американских властей. Успеваем ли мы в нашем тщании - знает только Бог. Мы знаем одно: смиренно спасая свои души и упорно стоя на единственно спасительной основе верности нашей истинной вере в Истинной Церкви, служим мы не только России, но и той части свободного человечества, которая, как и мы, несмотря ни на что, тщится оставаться истинными христианами. Раз духовная мобилизация стоит на повестке дня для этой части человечества, наше дело не может быть только нашим делом.
Губительная катастрофа повергла Россию на гибель всему мipy. Будем ли мы иметь радость видеть спасительную катастрофу, которая повергнет адский тоталитаризм красной Москвы во спасение человечеству? Можно ли, однако, ждать этой радости, если нет шансов на духовную мобилизацию, охватывающую мip?
Может и не произойти этой спасительной катастрофы. Тем более окажется необходимой духовная мобилизация той части человечества, которая, несмотря ни на что, упорно остается верной Богу, Спасителю нашему - готовясь на этот раз к встрече Его, идущего в мip, как Судья.
В обоих случаях наше смиренное тщание здесь, в этом русском монастыре на Американской почве, может быть - будем надеяться - не без пользы и для духовно пробуждающейся Америки - практически для тех, кто, как и мы, употребляют все усилия на то, чтобы оставаться истинными христианами, что бы кругом них ни происходило. Это - трудная задача, и только Божия благодать может дать нам: и американцам, и русским, нужные силы. Аминь.