Выбрать шрифт:
Одновременно с правом престолонаследия по нисходящей линии, с правом великого князя назначать себе преемника из среды этой нисходящей линии, растет царское значение дома Калиты, который рассматривается, как носитель власти с самого Владимира. Венчая на царство внука своего, Димитрия, Иоанн III говорил:
«Отец митрополит! Божиим промыслом, от наших прародителей великих князей старина наша оттоль и до сих мест: отцы наши, великие князья, сыновьям своим старшим давали великое княжение; и я было сына своего первого Ивана при сем благословил великим княжением, но Божиею волей сын мой Иван умер, у него остался сын первый Димитрий, и я его теперь благословляю при сем и после себя великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским» [Соловьев, т. V, стр. 1408].
При этом торжестве митрополит и самого Иоанна называл «царем и самодержцем». Впрочем это еще не было ходячим титулом московских великих князей. Они еще только приближались к нему.
Иоанн III писал:
«Иоанн, Божиею милостию государь всея Руси и великий князь Владимирский и Московский, и Новгородский, и Псковский, Тверский, и Югорский, и Пермский и иных».
Ливонцам и немцам Иоанн III называет себя «Царь всея Руси».
Василий Иоаннович писал титул свой: «Великий государь Василий, Божиею милостию, государь всея Руси и великий князь (следует перечисление около 20 земель)». Но у него раз попадается и титул «царя» [Соловьев, т. V, стр. 1502-1672].
Решающее значение эпохи Иоанна III, в смысле торжества царской власти, было лишь заключительным звеном в развитии этой идеи с удельных времен. Единоличная неограниченная власть, и даже Божиею милостию, Божиим «предъизбранием», наследственность этой власти в нисходящей семейной линии: все это Русь знала издавна. Освобождение России от татар и брак с Софьей Палеолог, с усвоением Русским царям наследства Византийской империи, - все это лишь заключало назревавший издавна процесс развития царской власти.
Древней Руси эта идея монархии давалась сравнительно легко. Гораздо труднее давалась идея государственного единства, столь ясная для Византии.
В Византии самодержец мог передавать свою власть почти произвольному наследнику. Но власть царя была неразрывна с единством государства. Раздробление государства было абсурдом для Византийца. Когда, уже после западных крестоносных влияний, царица Ирина, супруга Андроника Палеолога (сама родом из Западной Европы), хотела дать своим детям уделы в Византии, это было встречено, как нечто необычайное. «Неслыханное дело, восклицает Никифор Григора: она хотела, чтобы они управляли не монархически, по издревле установившемуся у Римлян обычаю, но по образцу латинскому, т. е. чтобы, разделив между собой римские города и области, каждый из ее сыновей управлял особой частью, какая выпадет на его долю и поступит в его собственное владение, и чтобы по установившемуся закону об имуществе и собственности простых людей, каждая часть переходила от родителей к детям, от детей к внукам и т. д. Эта царица, поясняет Григора, была родом Латинянка, и от Латинян взяла эту новость, которую думала ввести между Римлянами» [Никифор Григора, «Римская история», книга VII, гл. 5, стр. 225].
Эта латинская «новость» была на Руси, как у европейцев, как вообще у народов родового периода, стариной, глубоко вкоренившейся в общественном строе и подрывавшей начала государственности. Борьба с ней и составляла у нас прогресс государственности, в котором единовластие, начало монархическое, шло об руку с единством государственным.
То и другое началось еще при Мономахе, посредством собирания земли в руках одной семьи; разделение земли и власти между членами этой семьи подрывало начатый процесс монархического сложения. И вот одновременно со все большим облечением великого князя царскими полномочиями, начинается со стороны великих князей забота о том, чтобы собранная земля и власть при наследстве доставались по преимуществу в одни руки, а доли удельные все более уменьшаются. Затем сама власть удельных князей все более сокращается и они все более подчиняются великому князю. В конце концов, уделы, таким образом, совершено исчезают.
Для образчика можно указать распределение наследства Иоанна III.
Он оставил великое княжение Василию (сыну Софи Палеолог) и дал ему 66 главных городов. Остальным 4 сыновьям он всем вместе дал только 30 городов, менее значительных. Но сверх того и власть их на уделах, была уже очень ограничена целым рядом условий.
Иоанн приказал всем удельным князьям считать Василия за отца и слушаться во всем. В уделах чеканка монеты принадлежала Василию. Ему же принадлежало право откупа и торговые пошлины; уголовный суд был в уделах также отдан Василию; его же дьяки должны были писать «полные» и «докладные» грамоты. Уделы, оставшиеся без прямых наследников мужеского пола, переходят к Василию. Братья, сверх того, по особому договору, обязаны считать его господином.
Таким образом при Иоанне III владетельные права удельных князей уже почти уничтожаются, и за ними остается лишь право собственности, вотчинного суда и «помирия».
Давно преследуемое право отъезда тоже со всех сторон ограничивается и воспрещается иначе, как с согласия великого князя. Все это связывается с старинными правами великих князей, Иоанн III уничтожает Новгородскую самостоятельность, основываясь на своих «извечных» правах. Василий Иоаннович, умирая, говорит боярам:
«Знаете и сами, что государство наше ведется от великого князя Владимира Киевского, мы вам государи прирожденные, а вы наши извечные бояре» [Соловьев, т. V, стр. 1658].
Эта точка зрения и не была неверной. Она выражала преемственность самосознания монархической власти, от Владимира Мономаха, через князей Суздальских, Андрея Боголюбского, Александра Невского и князя Даниила с родом Калиты. Характеристично, что и Андрей Боголюбский, и Александр Невский, и Даниил Московский Церковью и народным сознанием причислены к лику святых.
Церковное благословение вообще, от Владимира святого до царей московских, освящало княжескую власть и внешними обрядами. «Первым знаком признания князя владеющим в известной волости было (издревле) посажение на стол. Этот обряд считался необходимым. Посажение происходило в главной городской церкви. Признание князя сопровождалось присягой, целованием креста [Соловьев, т. III, стр. 672-673]. Иоанн III венчал на царство сына своего Димитрия уже с подобием византийского обряда, Иоанн IV, 17-ти лет захотел «поискать прародительских чинов»; «как наши, говорит он, прародители, цари и великие князья, и сродник наш Владимир Всеволодович Мономах, на царство, на великое княжение садились, и я также этот чин хочу исполнить и на царство и на великое княжение сесть». 16 января 1547 года совершено было царское венчание, подобное венчанию Димитрия при Иоанне III, с миропомазанием [Соловьев, т. V, стр. 40]. Иоанн же IV окончательно принял и утвердил титул царя, как официальное и обычное наименование своего сана.
Так завершилось официальное оформление царской идеи, жившей уже целые века на Руси и строившей ее государственность.
Выросшая в одном процессе с Русской нацией, царская власть представляет две ярко типичные черты:
1) полное единство в идеалах с нацией, как власть верховная,
2) единение своего государственного управления с национальными силами.