Русская Идея

Михаил Назаров

Вождю Третьего Рима

Выбрать шрифт:

Изменить размер:

Увеличить шрифт     Уменьшить шрифт

Один исток и две составные части коммунизма

В первой главе мы уже сказали о духовной сути коммунизма (марксизма-ленинизма): он стал секулярным коллективистским вариантом иудаистских чаяний "земного рая". Причем – немедленного и насильственного "рая" любой ценой в борьбе с самой природой мiра и человека.

Слово "коммунизм" в СССР означало будущий строй, в котором «все источники общественного богатства польются полным потоком» ("Программа КПСС", 1961). Однако вполне уместно называть коммунизмом не утопическую теорию, а реально существовавший строй при коммунистах, который они называли его "первой ступенью".

О "научных истоках" коммунизма Ленин писал в "Трех источниках и трех составных частях марксизма": это немецкая классическая философия (объяснявшая мiр без "гипотезы о Боге" и нашедшая свою вершину в атеизме Л. Фейербаха); английская политэкономия (теория трудовой стоимости А. Смита и еврея Д. Рикардо) и французский утопический социализм (развитый Фурье, Оуэном и масоном Сен-Симоном – последний видел в этом исполнение еврейских ожиданий мессии и пользовался поддержкой еврейских финансистов). Эти три части и были соединены Марксом в 1848 году в «первом программном документе научного коммунизма» – "Манифесте коммунистической партии" со следующими целями[1]:

– «Уничтожение частной собственности». Это достижимо «лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности»: «отмена права наследования... конфискация имущества... обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий».

– «Уничтожение семьи» – «Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно прикрываемой общности жен официальную, открытую... Общественное и безплатное воспитание всех детей».

– Уничтожение нации: «Отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества... Национальная обособленность и противоположности народов все более исчезают... Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение».

– Уничтожение религии: «Законы, мораль, религия – все это... не более как буржуазные предрассудки»; коммунизм «отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность» буржуазной эпохи, ибо «коммунистическая революция есть самый решительный разрыв... с идеями, унаследованными от прошлого».

Неважно, сколько было "научных" истоков у этой программы. К трем истокам, указанным Лениным, можно добавить много подобных: древние Китай и Египет, государства инков и иезуитов в Парагвае, хилиастические еретические коммуны в Европе, а в числе теоретиков – Платона, Мюнцера, Мора, Кампанеллу и т.п. Анализируя на этих примерах феномен тоталитарного социализма как постоянное явление истории, И.Р. Шафаревич увидел в нем проявление некоего общего для всех устремления к смерти человечества[2]. Конечно, с православной точки зрения тут загадки нет: не только коммунизм-социализм, но и любая другая идеология, отклоняющаяся от Божественного закона жизни, выбирает закон смерти, поскольку подпадает под власть противника Бога.

Поэтому, перефразируя Ленина, мы предлагаем видеть в его коммунистическом режиме один духовный исток: отвержение Закона Божия и Царства Небесного ради построения тоталитарного "рая на земле"; и две политические составные части, нижнюю и верхнюю: 1) нижняя объединила разночинных людей, которые по своему горделивому побуждению стремились «своею собственной рукой» построить "рай" для трудящихся, для чего надо отнять у капиталистов их богатства; 2) верхняя составляющая заключалась в циничном использовании этого низового побуждения главными мiровыми капиталистами, стремившимися построить "рай на земле" только для себя, уничтожая коммунизмом конкурентов в других странах и небывало закабаляя трудящихся. Совпадение интересов этих двух, столь противоположных по целям, составных частей в развитии коммунизма заключалось в наличии у них общего противника: христианского мiра, который стремились разрушить те и другие (даже Б. Дизраэли упоминал об этом явлении как о «союзе искусных накопителей богатств с коммунистами»; – роман "Конигсби, или Молодое поколение", 1844).

Разумеется, ведущая роль в этом симбиозе принадлежала мiровой закулисе. Мы уже отметили, что для достижения своих целей она всегда пользовалась самыми разными общественно-политическими силами – ересями, философскими учениями, религиозными и социальными реформами, восстаниями против несправедливости, революциями, войнами и т.п., направляя их активность против удерживающих структур. Это естественный прием в политике: учитывать и использовать всех полезных попутчиков и "полезных идиотов". Если таковых нет готовых, можно пытаться их создать – в зависимости от конкретных возможностей эпохи, от политической раскладки сил, да и от национальных качеств того или иного народа.

Так, для свержения монархий в западных христианских странах было достаточно тайного масонства, созданного иудейством в верхах общества с целью его дехристианизации – в соответствующем западной психологии индивидуалистическом варианте. Но затем мiровая закулиса обращает внимание на еще один, радикально разрушительный инструмент: коммунизм. В Новой истории его предтечей можно считать террор атеистов-якобинцев Робеспьера во Французской революции (не случайно ей во многом подражали большевики). В полный же голос этот революционный инструмент заявил о себе в 1848 году в цитированном выше "Манифесте Коммунистической партии": «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя» [3].

При подготовке этого "Манифеста" Маркс и Энгельс получали финансовую поддержку от американских банкиров через их агента Ж. Лаффита, который признал это в своих дневниках: «Им нужно было помочь в осуществлении революции рабочих во всем мiре. Они сейчас над ней работают... Их планы воплотятся в целостную доктрину, которая сокрушит основы светских династий и предаст последние пожиранию низшими массами. И я молюсь на это»[4]. Однако острие этой революции направлялось тогда банкирами не на «весь мiр», а именно на сокрушение «династий», то есть монархий.

Коммунистический "Манифест" (1848) и I Интернационал (1864) появились в Лондоне, но этот инструмент был явно не нужен мiровой закулисе в уже контролируемых ею демократических странах, ведь он стремился разрушить даже те основы общества (семью, частную собственность, государство), которые уважал западный мiр. Весьма показательно то, что марксистские "антикапиталистические" партии развили свою активность не в наиболее капиталистических США, Франции или Англии (где монархия давно стала декоративной), а в консервативных монархиях Австро-Венгрии, Германии и особенно в православной Российской Империи.

Уже суворовский поход в Европу против войск революционной Франции в 1799 году («Иди, спасай царей!», – напутствовал полководца Павел I), победа России над Наполеоном и создание монархического Священного союза в 1815-м, подавление революционного восстания в Польше в 1831-м, вмешательство в европейскую революцию 1848–1849 годов, когда русская армия оказала помощь австрийскому монарху в Венгрии, – все это воочию показало мiровой закулисе, что Россия – удерживающий. Это хорошо выразил тогда Тютчев в уже цитированной статье "Россия и революция". Точно так же удерживающую роль России видели основоположники марксизма: «...нам было ясно, что революция имеет только одного действительно страшного врага – Россию»; роль России – «роль предназначенного свыше спасителя порядка»[5].

В те годы Маркс писал в "Новой Рейнской газете" (органе "Союза коммунистов"): «Россия стала колоссом, не перестающим вызывать удивление. Россия – это единственное в своем роде явление в истории: страшно могущество этой огромной Империи... в мiровом масштабе». «В России, у этого деспотического правительства, у этой варварской расы, имеется такая энергия и активность, которых тщетно было бы искать у монархий более старых государств». «Славянские варвары – природные контрреволюционеры», «особенные враги демократии». Марксу вторил Энгельс: Необходима «безжалостная борьба не на жизнь, а на смерть с изменническим, предательским по отношению к революции славянством... истребительная война и безудержный террор». «Кровавой местью отплатит славянским варварам всеобщая война». «Да, ближайшая всемирная война сотрет с лица земли не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы, – и это также будет прогрессом!»[6].

Судя по всему этому, марксистский коммунизм был наиболее пригоден для разрушения России – и поощрялся мiровой закулисой в таком качестве. Разумеется, этой цели служило и возрожденное (в начале ХХ века) в России масонство, но оно предназначалось для верхов общества, тогда как марксизм должен был охватить низы для их использования как массовой армии в борьбе против монархии. Коммунизм соответствовал русской психологии и в том, что делал ставку не на индивидуализм, как буржуазные революции на Западе, а на коллективизм как материалистическое искажение православной соборности и всечеловечности, превращая ее в бездуховный интернационализм.

Некоторую национальную окраску коммунизм приобретет гораздо позже – в самом конце 1930-х годов, вынужденно приспосабливаясь под русский народ как державообразующий. Сначала же коммунистическая партия в России имела совершенно антирусское лицо.

Литература и комментарии:


[1] Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М., 1951. С. 44, 48, 51-56, 68.
[2] См.: Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории. Париж, 1977.
[3] Маркс К., Энгельс Ф. Манифест... С. 71.
[4] The Journal of Jean Laffite. New York, 1958. P. 126-133. – Цит. по: Саттон Э. Власть доллара. М., 2003. С. 61-64.
[5] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М., 1951. Т. 21. С. 20; 1950. Т. 15. С. 208.
[6] Из статей 1848-1849 и 1853-1857 гг. – Цит. по: Ульянов Н. Замолчанный Маркс. Франкфурт-на-Майне, 1969; Н.Н. К.Маркс о России. Лондон (Канада), 1972; Бернштам М. Cтороны в гражданcкой войне 1917-1922 гг. // Веcтник РХД. Париж, 1979. № 128. C. 321; Aus dem literarischen Nachlaß von K. Marx, F. Engels und F. Lassale. Stuttgart, Bd. III. S. 245, 264.

Подписка на обновления: