Иван Ильин

Тот, кто желает служить России в сфере политики, должен прежде всего понять, что к этому служению необходимо умственно и нравственно подготовиться. Ибо, в самом деле, политика не только не легче любого ремесла, но гораздо труднее, сложнее, ответственнее, глубже и тоньше. Сапожники учатся своему делу, долго и старательно; учатся маляры, слесаря, переплетчики, трубочисты, каменщики, столяры. А о политике в современном мире часто думают так: «Если у тебя есть досуг и желание фигурировать, то займись, пожалуй, политикой... Это дело простое: надо только выбрать определенную доктрину (ее можно заимствовать, а можно и самому выдумать!..); потом надо примкнуть к какой-нибудь организации, которая захотела бы финансировать твое политическое «предприятие» (лучше - негласно, из-за кулисы!..); и затем надо поэнергичнее выдвинуться на первые места, провозглашая свою компанию «ведущим слоем»... А остальное - само придет... Чтобы издавать на субсидию какую-нибудь газетку или журнальчик, - кому ума не доставало? Не боги горшки обжигают... А раз начавши фигурировать, скоро привыкнешь и любого конкурента незаметно перефигурируешь»...

Конечно, лучше придумать для своей партии и для своей газеты удачное название, чтобы «влекло» и «обещало». Например, хорошо назвать партию «Дружинное Движение» - в самом названии слышен уже мерный шаг дружно марширующих Дружин; или «Грядущая сила» - сразу ясно, что это «Сила» и что «Грядущее» за тобою обеспечено. А газету можно, например, назвать «Русская Идея», особенно, если за ней скрывается антирусская и враждебная. Православию католическая пропаганда; или «Единая Россия», особенно, если в программу газеты входит незаметная подготовка умов к расчленению и распадению России. Но разве в политике важна правда или честность? В политике нужна предприимчивость, нахрап и ловкость рук. А если найдется много доверчивых глупцов, так на то им и глупость дана, чтобы «доверять» и плестись в хвосте более бойких болтунов.

И вот последствия этого: множество полуобразованных и дилетантов безответственно занимается безответственной политикой. Люди ставят неверные вопросы, решают их вкривь и вкось, пишут, печатают и фразерствуют... фразерствуют без конца. И доселе не понимают, что и февральская, и октябрьская революция родилась именно из такой политики, что именно к такому нахрапу сводится советская государственность, и что из такой эмигрантской политики не выйдет ни добра, ни спасения. Здесь все вопросы ставятся неверно; и уже в силу одного этого - решаются фальшиво и погибельно. Фальшивые решения незаметно въедаются в сознание, становятся привычными и распространенными воззрениями, создают незаметно атмосферу безответственной фразы, ошибочности и лжи, и искажают всю нашу политическую деятельность. А враги наши искусно играют на этом, чтобы одурачить нас окончательно...

Отсюда у нас в политике такое множество вредных предрассудков и тупого доктринерства. Ибо к доктринерству в политике склонен прежде всего тот, кто сам не умеет думать, а живет чужими готовыми мыслями. Это самые упорные доктринеры - доктринеры чужих доктрин. Наилучший пример тому доктрина марксизма и ее окаменевшие («твердокаменные!») последователи. Эти счастливые «обладатели истины» давно уже развернули осуществление своей программы, давно уже обнаружили ее тоталитарное безумие и ее трагические последствия. Давно уже все разумные люди, прикоснувшиеся к слепой прямолинейности «ленинизма» и к свирепой деспотии «сталинизма», поняли все противоестественное безумие этой доктрины; давно уж? все народы, подпавшие этой деспотии, ужасаются, изнемогают и гибнут; давно уже эта теория и практика стала символом рабства, унижения, муки и нищеты. Но доктринеры чужой доктрины продолжают «веровать» и собираются в будущем водворять повсюду вместо марксистского «коммунизма» - марксистский «социализм». Так, например, и заявляют: России больше не будет, а будет множество мелких государствиц, демократических и социалистических.

В этой связи выступает вторая политическая доктрина современности - демократизм. Везде и повсюду, при всех условиях - есть только одно политическое спасение, а именно водворение демократического строя. Чтобы быть «почтенным» и «признаваемым» деятелем, надо быть демократом, а это значит верить в демократию и требовать ее осуществления. Пусть введение демократии в России (1917) погубило нашу родину и стоило жизни ста миллионам русских людей; пусть введение демократии в Германии привело к национал-социализму со всеми его тягчайшими последствиями; пусть современная Франция заведена своей демократией в политическое безволие, в хозяйственное бессилие и в стратегический тупик; пусть в современной Италии демократический строй вырождается в политику парламентских драк и коммунистических интриг, так, что министры называют коммунистических парламентариев в лицо «подданными чужого государства и продажными шпионами» (20.Х.1954). Знаем, что все это неоспоримые факты и видим, что, несмотря на все это, «вера в демократию» продолжает быть критерием и требованием «мировой политики»... Демократиям надо сочувствовать, чтобы в них ни происходило и какие бы ни были последствия; дурное, превратное, больное и развратное в них надо замалчивать или объяснять коварными происками «анти-демократов». Критика - трезвая, зоркая, честная - недопустима. Правды не нужно! К чему она? Важно одно: чтобы всюду, водворилась демократия, к чему бы это ни привело... Да, именно: хотя бы к ее гибели, подобно тому, как это наблюдалось перед второй мировой войной, когда в Германии, Австрии, Венгрии, Польше, Советии, Румынии, Латвии, Литве, Эстонии демократия оказалась скомпрометированной и угасшей. «Да осуществится демократия - и да погибнет мир!» А мы призваны веровать в нее и призывать ее во что бы то ни стало...

На то она и есть доктрина, а ее сторонники - «премудрые» доктринеры...

Наблюдая и учитывая все это, трудно отделаться от впечатления какого-то доктринерского безумия, овладевавшего народами за последний век и ныне торжествующего в массе. И пусть нам не говорят, что если в Швейцарии, Швеции, Голландии и в Соединенных Штатах демократический строй «справляется» с местными государственными заданиями, то он может и должен быть введен повсюду. Так эти вопросы не решаются. Все народы различны. Различны их территории, их климаты, их душевные уклады, их религии, их мораль, их культура.

Политическая «уравниловка» есть такая же нелепость, как и хозяйственная. Нелеп тот строй, который навязывает всем семьям один и тот же семейственный уклад. Ничего не стоит тот врач, который прописывает всем пациентам один и тот же режим, одно и то же лечение. Каждая армия строится по-своему: иначе прусская, иначе английская, иначе русская, иначе армия Соединенных Штатов. Какому воспитателю придет в голову воспитывать и наказывать всех детей одинаково? Какой глупый адвокат поведет одинаково все порученные ему процессы? Какой тупица-психиатр начнет лечить всех своих больных по единой схеме? Откуда эта нелепая мысль, что есть единое политическое устройство, всюду целесообразное и благотворное? Она понятна в устах гимназиста, она уже непростительна рядовому интеллигенту, но в устах серьезного политика она является безумным доктринерством.

Демократия может быть уместна, целесообразна и политически оправдана в одних государствах, и может быть совершенно неподходяща, прямо гибельна в других. Политический режим не выбирается человеческим произволом; он не выдумывается по усмотрению; он не насаждается механически в зависимости от упрямства политиков. И в этом отношении он даже не похож на одежду человека, ибо ее можно менять по произволу. Политический режим («конституция») подобен скорее личному укладу человеческого тела («индивидуальной конституции», как говорят врачи): у каждого человека свое особое строение организма, своя сила и слабость, свои недуги, свои дары, свои пути. И потому каждому из нас полезен свой особый образ жизни. Каждому свое. Каждому по его силам и способностям. Политическое доктринерство отжило свой век. Мы не должны и не смеем превращать политическую доктрину в предмет веры, или в основу миросозерцания, или в критерий добра и зла! Не только в силу духовной терпимости («пусть каждая страна по-своему кует свое счастье!»), и не только в силу политического такта («в чужой монастырь со своим уставом не ходят»), но и в силу государственного опыта, наблюдения и разумения. Мы можем уважать демократию в Швейцарии и в Англии, республику в Соединенных Штатах. И в то же время мы должны свободно и предметно ставить вопрос о России: имеются ли в России и будут ли в России после революции - необходимые предпосылки для демократии? И если они будут налицо, то в чем же именно они будут выражаться? А если их не будет, то не явится ли безумием и предательством требование «демократической республики» в России?!..

Демократия медленно зрела и складывалась в Англии под покровом королевской власти и родовой аристократии. Море воспитывало характер англичанина; строгий климат и мореплавание шлифовали его. Мировая торговля давала людям имущественную самостоятельность, развивала личную инициативу, укрепляла правосознание. Страна оставалась по существу маленькой метрополией со свободным уходом людей в обширные колонии. Страна оставалась островом с возрастающей промышленностью и интенсивным хозяйством. Страна была образцом самодеятельного, медленного богатения, консервативного духа, культивировавшего законность и медленную демократизацию. И она научилась демократическому режиму. Значит ли это, что демократия уместна во всех государствах и у всех народов? Самая постановка такого вопроса не свидетельствует ли о том, что мы не уважаем силу суждения господ демократов, допуская с их сторона возможность такого обывательского легкомыслия?..

Швейцария сложилась на протяжении веков из маленьких самоуправляющихся общин. Здесь горы делили людей, а потом объединяли их, приучая их к свободолюбию и самоуправлению; горы воспитывали силу характера; горы обороняли свободных людей от завоевания соседями. Поколение за поколением вырастало здесь в суровом труде, в дисциплине, в искусстве метко стрелять и отражать сильнейшего врага, в традициях братского договора («клятвотоварищества») и верной взаимной поддержки. Страна оставалась маленьким «горным островом»; она медленно богатела от пастушества и скотоводства, культурно одолевая свою природу, обслуживая воинственных соседей в порядке найма, и транзитную торговлю - в порядке пропуска. Она доселе изумляет всякого, кто внимательно изучает ее, своим консерватизмом, своим сочетанием религиозности, верности и свободы. Вследствие всего этого Швейцария умеет быть демократией и всякая попытка поднять в ней антидемократическое движение была бы проявлением глупости и измены. Но пусть не удивляются наивные наблюдатели: самые демократические кантоны Швейцарии обладают способностью незаметно выдвигать правящее меньшинство в непосредственном кантональном собрании; исследователь найдет в Швейцарии и мощное противодействие женскому полноправию и обычай телесного наказания в применении к взрослым людям из рецидивистов... Можно ли из всего этого заключить, что необходимые предпосылки для демократии имеются у всех народов и во всех государствах?!.. Не наивно ли это?..

Итак, нет «единого государственного строя», который был бы «наилучшим» для всех стран и народов. Ироническая русская поговорка говорит: «что русскому здорово - то немцу смерть». Эта поговорка сохраняет свою верную мудрость и при обратном изложении ее смысла: «что англичанину здорово, то русскому не по силам»; «что французу сходит безнаказанно, на том русский сломит себе шею»; «от чего Швейцария цветет, на том Россия может погибнуть»... И замечательно, что умнейшие и дальнозоркие иностранцы знают это и понимают; и, беседуя с нами, русскими патриотами, они усердно советуют нам вернуться к русской монархической традиции, осуществляя ее по-своему, по-русски, и в то же время творчески и всенародно, в славном духе Императора Александра Второго.

Замечательно, что на введении демократии в грядущей России настаивают, во-первых, неосведомленные и лукавые иностранцы, а во-вторых, бывшие российские граждане, ищущие ныне разложения и погубления России. На самом же деле «демократия» совсем не есть легко вводимый и легко устраняемый режим. Напротив - труднейший, о чем еще недавно гласно заявлял французский президент Венсен Ориоль. Демократия предполагает исторический навык, приобретаемый народом в результате долгого опыта и борьбы; она предполагает в народе культуру законности, свободы и правосознания; она требует от человека - политической силы суждения и живого чувства ответственности. А что же делать там, где всего этого нет? Где у человека нет ни имущественной, ни умственной, ни волевой самостоятельности? Где все подготовлено для своекорыстия и публичной продажности? Где дисциплина не сдерживает личного и совместного произвола? Где нет ни характера, ни лояльности, ни правосознания? Все-таки вводить демократический строй? Для чего же? Чтобы погубить государство и надругаться над всеми принципами демократии? Чтобы все закончилось коррупцией, безобразной смутой, гражданской войной и разложением государства? И все во имя доктрины?!..

Именно такого воззрения держатся русские политико-доктринеры, доживающие свой век в эмиграции. В их политической словесности - термин «демократ» равносилен одобрению, комплименту, благонадежному паспорту, рекомендации; а термин «монархист» означает «реакционер», «черносотенник», «погромщик» и т. п. Не знаю, верят ли они сами своим словам, но доктринеры, не умеющие думать самостоятельно и живущие чужими готовыми мыслями, способны верить и не таким глупостям. И понятно, что вследствие этого глупое и вредное доктринерство торжествует над жизнью. И как часто мы видим, что люди торопятся объявить себя «демократами» ради признания со стороны недругов России и ради закулисных субсидий!..

Но мы-то должны быть свободны от этого. Пусть другие народы будут счастливы и несчастливы по-своему и пусть не мешают нам строить Россию по-русски, жизненно и исторически верно, без доктринерства и без слепого подражания Западу! А если демократический террор будет и впредь торжествовать в эмиграции, тогда

Граф А. К. Толстой