Русская Идея

Всякий серьезный и ответственный политик знает, что государственная форма вырастает в жизни народа исторически и органически и что она всегда обусловлена его индивидуальными особенностями: внешними - его размерами, его климатом, его географическими данными, его расовым и племенным Составом и т. д.; и внутренними - его верою, его душевными дарами, его правосознанием, его моралью и т. д. Нет и не может быть конституций, одинаково подходящих разным народам. И когда мы, рассеянные по всему миру, слышим иногда такие "умные" предложения: «Введите вы у себя в России федеративную республику с референдумом!» - то мы всегда спрашиваем себя, по наивности нам это предлагают или из желания повредить России? Что иному народу здорово, то может быть для русского смертью.

Федеративный строй имеет свои основы, вне которых он или останется "на бумаге", или превратится в гибельную "псевдофедерацию" (см. с. 165, 168), разлагая и ослабляя страну и вызывая бесконечные внутренние трения, перевороты, гражданские войны и смуты.

1. Первая основа федеративного строя состоит в наличности двух или нескольких самостоятельно оформленных государств. Где их нет, там о федерации не следует и говорить. Это они договариваются друг с другом о соединении в одно большое политическое "тело". Каждое из них должно быть или совсем самостоятельным, как это было в Германии, или они должны провозгласить свою независимость и начать борьбу за нее, как это было в Швейцарии и в Соединенных Штатах; или же они должны, в качестве колоний, лояльно испросить согласия у своей метрополии, как это было с австралазийскими колониями Англии. Но каждое из них должно быть консолидированной государственной общиной, успешно создавшей у себя власть, единство и правопорядок. Политические амебы, кочевые пустыни, фиктивные "якобы государства", вечно мятущиеся и политически взрывающиеся общины (соответствующие невменяемым сумасшедшим) - не могут федерироваться; это величины бесформенные, безответственные, невменяемые, неспособные ни заключить государственный договор, ни соблюсти его. Заключать с ними договор было бы нелепым делом: они подлежат не федерации, а культурной оккупации и государственному упорядочению. Такова и бывает их историческая судьба.

2. Эти оформленные государства должны быть сравнительно невелики, настолько, чтобы единое, из них вновь возникающее государство имело жизненно-политический смысл. Из известных миру федераций - маленькой Швейцарии было легче всего; большим Соединенным Штатам - труднее всего. Но уже Швейцария упорно отказывается от приема новых "кантонов". Состоится ли вхождение Канады в состав Соединенных Штатов - это очень сомнительно. Общеафриканская федерация была бы сущей нелепостью; так же и общеазиатская. Есть территориальные, этнические и хозяйственные размеры, при которых федеративная форма совсем не "рентируется": она становится не облегчением порядка, безопасности жизни и хозяйства, а нелепым затруднением. Именно поэтому ни один серьезный и опытный политик никогда не мог поверить Советии. Будто она осуществляет «федеративный строй». Поэтому и слова «всемирный советский союз» звучат сразу юридической глупостью и политическим обманом. Чем больше территория, чем многочисленнее население, чем разнообразнее составляющие его народы, чем сложнее и крупнее державные задачи - тем труднее осуществить федеративную форму государства, тем выше и крепче должно быть правосознание в стране. И потому есть условия, при которых требование федерации равносильно началу антифедеративного расчленения.

3. Далее, договаривающиеся государства должны реально нуждаться друг в друге - и стратегически, и хозяйственно, и политически; иначе федерация не сложится или не удержится. Федерации вообще не выдумываются и не возникают в силу отвлеченных "идеалов": они вырастают органически. Но мало взаимной нужды и пользы: нужно, чтобы народы поняли эту нужду, признали эту пользу и захотели этого единения. История знает примеры, где малые государства не могли существовать друг без друга, но признать этого не хотели, объединиться не умели и гибли от гражданских войн (Пелопонесская война) или от завоевания (удельная Русь). Там, где центробежные силы превышают центростремительные и где малые государства неспособны к объединению, там ищут спасения не в федеративной, а в унитарной форме!

От распада далеко не всегда спасает и единство: национальное, языковое, культурное и религиозное. Национальное, языковое и культурное единство облегчило федерацию в Германии, но не спасло ни греков, ни русских. Если же имеется налицо множество национальностей, различных по языку, по крови и по религии, то федеративное объединение их будет почти невероятным. Маленькую Швейцарию (с четырьмя национальностями и языками и со многими религиями) спасло три фактора: исконное свободолюбие, нажим соседей и горы. Но Кавказ не знал федерации, его племена боролись насмерть и сдавались порознь... А история знает множество истребленных народов, не нашедших пути к договорному единению с другими.

4. Есть государственные формы, осуществимые при примитивном, наивном и шатком правосознании. Так, унитарное государство гораздо меньше зависит от уровня народного правосознания, чем федеративное; авторитарное государство гораздо меньше вовлекает граждан в свое строительство, чем демократическое. Но именно поэтому федерация и демократия возможны только там, где в народе воспитано чувство долга, где ему присущи свободная лояльность, верность обязательствам и договорам, чувство собственного достоинства и чести и способность к общинному и государственному самоуправлению. Там, где царит южноамериканское правосознание - демократия становится своей карикатурой, а федерация - или пустым звуком, или началом распада. Союз государств заключается на верность и на века: но не признает ни «свободного выхода», ни измены; он скрепляется клятвой; он ненарушим; он не может состоять из интригующих предателей и подкупных полу предателей; он невозможен между мелкими народами, болеющими политическим тщеславием, манией величия и ненавистью. Такой союз государств будет эфемерным: он или будет заменен унитарной формой, или же погубит всех своих участников и погибнет сам...

5. Наконец, федерация возможна только там, где народу (или народам) присуще искусство соглашения и дар политического компромисса.

Всякая повышенная склонность к разногласию, к влюбленности в свое личное мнение, к упорству «на своем», к тщеславию и самолюбию, к заносчивому властолюбию, к самодурству, к партийности и дроблению - неблагоприятна для федерации. Народу с авторитарным мышлением (германцы) федерация дается гораздо легче, чем народу с анархической мыслью. Чем сильнее душевная, религиозная, хозяйственная и национальная дифференциация (многоразличие в стране), тем безнадежнее обстоит дело с федеративной формой.

Искусство соглашения требует волевой дисциплины и патриотической преданности общему делу. Дар политического компромисса, способность "отодвинуть" несущественное и объединиться на главном, - воспитывается веками. Нет их - и все будет завершаться «драками новгородского веча»: «уличанскими», «кончанскими» и «общими» (или же, соответственно, - гражданскими войнами).

Таковы жизненные основы федерации. О чем же думают зарубежные федералисты из состава эмиграции? О чем угодно, но только не о национально-исторической, духовно самобытной и культурно-творческой России.

Иван Ильин, «Наши задачи»