Выбрать шрифт:
Сообщение, сделанное 12 января 1907 г. перед Приходской Комиссией Русского Монархического Собрания в Москве.
I
Организация и действие приходской жизни, о поднятии и развитии которой так много говорится за последние годы, долгое время определялись двумя законоположениями: «Инструкцией церковным старостам» и Высочайше утвержденным в 1867 году «Положением о церковно-приходских попечительствах», из которых последнее связано с именем митрополита Филарета Московского. В наши дни стремление привлечь прихожан к более активному участию в церковно-приходских делах вызвало определение Св. Синода 18 ноября 1905 года об учреждении Церковно-Приходских Советов из выборных от приходских собраний.
Эта последняя мера представлялась Св. Синоду не исчерпывающею задач организации прихода, и, с учреждением Особого Присутствия для разработки вопросов, подлежащих суждению предполагаемого Поместного Собора, в программу работ Присутствия включена была также задача «о благоустроении прихода».
На эту часть работ Особого Присутствия возлагалось немало упований, которые, к сожалению, приходится признать совершенно не осуществившимися. Об этом-то вопросе я, как член бывшего Присутствия, кончившего свое существование 15 декабря 1906 года, и как человек, приходским вопросом давно интересующийся, предлагаю вниманию почтенного собрания нижеследующее сообщение.
Как известно, Особое Присутствие разделялось, по предметам трудов своих, на семь отделов, как бы особых комиссий, работы которых должны были затем поступать на обсуждение и решение общих собраний. Предварительное обсуждение приходского дела было поручено IV отделу, который и выработал проект «Нормального Устава православных приходов в России».
Нельзя, к сожалению, не заметить, что в Особом Присутствии, для обсуждения приходского дела, вообще был существенный недостаток: в Присутствие не были вызваны какие-либо компетентные представители от самих приходов. Что касается специально IV Отдела, то в его весеннюю сессию, когда и был выработан проект «Нормального Устава», на этой важной работе не было и тех научных сил, какими Особое Присутствие было вообще очень богато.
В весеннюю сессию состав IV Отдела заключал в себя: председателя, преосвященного Стефана Могилевского, А. А. Папкова, известного теоретика по приходской части (состоящего губернатором в Тавастгусе в Финляндии), и девяти священников, из коих отец Титов - профессор, отец Казанский - из Финляндии (он даже родился за границей, а весь век пробыл в Финляндии), о. Левитский - с Волыни, о. Бречкович - из Одессы, о. Сребрянский - из Псковской губернии, о. Козловский - из Могилевской, о. Лебедев - настоятель Вознесенской церкви в Петербурге, о. П. Соколов - председатель Училищного Совета при Св. Синоде, и о. Успенский - из Ярославля, единственный в Отделе представитель настоящего русского прихода.
Вот, в сущности, какими силами был создан «Нормальный устав православных русских приходов».
За эту сессию немножко заглядывали в отдел проф. Н. Глубоковский, причислены были также проф. Ивановский и Н. П. Аксаков. Но они в выработке устава участия не имели.
Во вторую сессию в IV Отдел явилось много новых лиц, в том числе и я. Но устав уже был готов, и Отдел решил не пересматривать его более.
Устав этот был напечатан лишь по окончании первой сессии, 8 июля, и среди членов Особого Присутствия, ознакомившихся с ним, возбудил немало сомнений и критики. По возобновлении заседаний, профессор И. С. Бердников представил особый «Сепаратный проект», в котором подвергает жестокой критике все стороны проекта IV Отдела. Я также заготовил «Замечания на проект IV Отдела», в которых объявлял его совершенно неприемлемым.
Но Отдел - и совершенно справедливо - решил, что нельзя же пересматривать бесконечно все возражения, какие могут у кого-либо явиться, и сделал исключение только для «Протоколов Могилевского епархиального собрания», которые, впрочем, вполне солидарны с ним по духу и предлагали лишь ничтожные изменения. Все же остальные возражения предоставлено было, кому угодно, обратить к общим собраниям Присутствия.
Все полагали, что так и выйдет. Оказалось иначе. Высокопреосвященный митрополит Антоний, председатель Особого Присутствия, поставил на обсуждение общих собраний ряд других вопросов раньше приходского, так что когда, наконец, дошла очередь до прихода, оставалось уже всего 6 дней до роспуска.
Мы надеялись, что власти исходатайствуют хоть какую-нибудь отсрочку для серьезной разработки столь важного дела и серьезной критики столь неудовлетворительно составленного приходского устава. Но отсрочки выхлопотано не было. А ввиду краткости времени, митрополит Антоний, по соглашению с епископом Стефаном, объявил, что совсем не пустит приходского устава на обсуждение, а вместо того предлагает лишь составленные ими извлечения из журналов IV Отдела.
Это совершенно устраняло «Нормальный устав» от всякой критики. Предложенные Присутствию извлечения занимали 1,5 странички и составляли десяток пунктов, тогда как один проект устава с приложениями занимает 28 печатных страниц и заключает сам по себе 109 §§, не считая более 80 §§ инструкций. Да и в таком сокращенном виде обрывки устава были часто практического характера, тогда как самое важное в нем составлял его общий принципиальный дух. Его-то и требовалось разобрать. Теперь же он уходил от критики.
Если бы Присутствие исполнило желание председателя, то обсуждение этих урезанных клочков и мелочные поправки, каких бы могли мы достигнуть, - все это, ничего не изменяя в сущности устава, дало бы только делу такой вид, будто бы проект прошел через обсуждение Особого Присутствия и исправлен согласно его указаниям. Поэтому предложение встретило решительный отпор Присутствия. Особенно энергичны были заявления профессоров Алмазова и Бердникова, к которым присоединились многие другие, в том числе и я. Председателю было поставлено на вид, что немыслимо рассматривать частности, не рассмотрев общей постановки дела, и что, прежде чем решать приходскую организацию, нужно определить, что такое приход ?
Сторонники устава всеми силами старались не допустить такого вопроса. Они находили более удобным устраивать приход, умалчивая о том, что должно разуметь под этим понятием. Но с такими умолчаниями можно практически устроить из прихода и совершенно не-церковное учреждение путем внесения различных частных прав или обязанностей.
Требование определения смысла прихода было явно необходимо, и митрополит Антоний разрешил прения об этом, в результате чего составленные им с епископом Стефаном Положения так и остались не рассмотренными.
II
Начались прения. За изъятием из обсуждения всего устава, за отстранением представленных Бердниковым и мною возражений, - рассмотрение сущности прихода было единственным способом хоть косвенно внести принципиальное освещение в приходский вопрос.
Тут и обнаружились два направления. Одни доказывали, что приход есть церковное установление. Другие (сторонники устава IV отдела) отстаивали приход как какую-то неопределенную «церковную общину», причем легко открывается перспектива чуть не приходской автономии, и, во всяком случае, религиозно-демократической общины в протестантском духе.
На дебаты об этом вопросе, от решения которого зависит все дальнейшее построение прихода, ушла половина времени, у нас остававшегося. Рассуждения были бурными; времени было так мало, что трудно было составить вполне обдуманные определения, и, к сожалению, митрополит Антоний в конце концов, из совершенно формальных причин, не допустил к голосованию именно наилучших формул, отстаивавших смысл прихода как церковного установления *.
* Дело было так. На заседании 10 декабря митрополит Антоний попросил всех составить свои формулы, с тем, чтобы назавтра их баллотировать. Профессор Бердников и проф. Алмазов наскоро подали каждый свою формулу, обе с недостатками. Проф. Горчаков, вероятно не имея ее под руками, совсем не внес своей. Вечером Алмазов и Бердников, обсудив дело совместно, составили общую формулу, уже совсем обдуманную. 11 декабря они заявили председателю, что вчерашние свои формулы берут назад и вносят, вместо них, общую. Сторонники устава IV Отдела страшно восстали против этого, так как, понятно, при этом на общей формуле объединялись бы все голоса, а при двух формулах - разбивались бы, и, следовательно, формула г. Папкова могла бы получить на голосовании перевес. Митрополит Антоний, к сожалению, уступил этим домогательствам и объявил, что никаких новых формул не принимает. На этом основании, мы должны были голосовать формулы вчерашние, от которых отказались сами их авторы. Формула проф. Горчакова, в высшей степени авторитетная, ибо она была принята на Петербургских Пасторских собраниях, тоже не была допущена как не поданная накануне.
Но, несмотря на это, формула А. А Папкова потерпела полное поражение. За нее подано было всего 7 голосов, тогда как за формулу Алмазова 21, за Бердникова 18. Обе последние, при всех недостатках, определяли приход как «церковное установление», а формула А. А. Папкова, вполне в духе устава, гласила:
«Приход в состав клира и мирян есть особая церковная, в зависимости от епархиального епископа, община, с правами юридического лица».
Под таким понятием находят себе место, если не приходская автономия, то какие-то «вассальные» отношения к Церкви, ибо слово «зависимость» не определяет ни характер отношений, ни даже степени подчиненности.
Исход голосования ясно доказал, что дух устава IV отдела совершенно отрицается Особым Присутствием, ибо А. А. Папков, высказавши свое воззрение на сущность прихода, не получил всех голосов даже тех лиц, которые вырабатывали с ним «нормальный устав».
Этот исход голосования до некоторой степени затуманился последовавшим голосованием по имущественным правам прихода.
Дело в том, что оставались только два заседания. 15 декабря должно было последовать закрытие Присутствия. Посему, оставив без обсуждения сделанные им извлечения, председатель хотел порешить, по крайней мере, вопрос о приходских имущества.
Сторонники устава, не успев провести своей формулы прихода, решились теперь как-нибудь добиться признания его «юридическим лицом».
Вопрос это важный, сложный, о котором следовало бы рассуждать очень обстоятельно, и при этом, может быть, и удалось бы достигнуть какого-нибудь соглашения или разумного решения. Но времени было так мало, что решительно не стоило и начинать говорить.
Я лично был, поэтому, только наблюдателем происходящего. У «партий» же Присутствия начались бурные прения, с характером парламентарной ловли голосов: зрелище совершенно новое в Присутствии. Так прошли оба заседания в шумных спорах, без всяких результатов.
Назавтра предстоял конец существованию Присутствия, и митрополит Антоний заявил, что завтра ему должны доставить кому какие угодно формулы, которые он и пустит на баллотировку, до начала роспуска и молебствия...
Но и это последнее полу-заседание все-таки наполнилось шумными прениями. Боролись главнейшие две формулы:
Высокопреосвященный Димитрий Херсонский отстаивал мысль, что имущество делится на две части: чисто храмовое, которым .заведуют причт и староста, другая же часть составляет приходскую собственность, которою заведует попечительство.
Преосвященный же Стефан внес, от имени IV отдела, формулу, по которой все имущество: и храм, и все его принадлежности, и созданные приходом учреждения, больницы, мастерские и т. п. - составляют единое имущество, которой собственник есть Русская Церковь, а распорядителем является целый приход, причт и миряне вместе, находясь, однако, в канонической зависимости от епископа.
Эта формула - мне кажется, худшая изо всех, конкретно неприложимая - подкупила часть голосующих, думаю, таким необычайным признанием (на словах) прав Церкви и канона.
Сверх того, рассуждать было некогда, а по признанию «канонической зависимости от епископа» - формула, в сущности совершенно допускала делать фактически и то, на чем настаивал высокопреосвященный Димитрий. Я помню голосующего, который сказал мне: «Я подам голос за формулу Отдела, это совершенно то же самое, чего хочет архиепископ Димитрий»...
Так, за несколько минут до закрытия заседания, эта формула получила 31 голос против 20 голосов высокопреосвященного Димитрия.
Я счел бесполезным голосовать не обсужденные вопросы и ограничился подачей особого мнения.
Сторонники устава склонны выставить прием их формулы как якобы некоторое признание Присутствием их устава. На самом деле устав даже и не обсуждался. Что касается формулы имущественных прав, то она не имеет никакого определенного смысла. «Свет» справедливо заметил, что если собственником является Русская Церковь, то есть, конкретно, высшее церковное управление, то слова о «юридическом лице» прихода составляют совершенно пустой звук. Особенно ясно становится это при сопоставлении обеих формул 11 декабря и 15 декабря *.
* Что такое приход?
На это формула 11 декабря отвечает:
«Православный приход есть церковное установление, состоящее в ведении епископа, для удовлетворения религиозно-нравственных нужд определенного в числе собрания верующих, под пастырским руководством священника и при назначенном для того церковною властью храме».
А каковы имущественные права прихода?
Формула 15 декабря отвечает:
«Православная Российская Церковь является собственником всего церковного, причтового и приходского имущества. В приходах же заведование местным церковноприходским имуществом вверяется приходу, как юридическому лицу (? откуда сие?), состоящему из причта и прихожан местного храма, находящихся в канонической зависимости от местного епископа».
Противоречий достаточно, но прав никаких!
Как бы то ни было, поставленная Особому Присутствию задача разработать вопрос «о благоустроении прихода», осталась, таким образом, неисполненною. Присутствие выработало, при самых неблагоприятных условиях суждения, лишь две указанные формулы, которые, если б и не заключали в себе противоречия, могут быть положены только в основу дальнейшего рассуждения о благоустроении прихода. Рассуждения же этого произведено не было. Остался лишь составленный IV Отделом проект устава, который возбуждал к себе очень отрицательное отношение во многих членах и, по моему глубокому убеждению, ни в каком случае не был бы допущен Особым Присутствием, если бы был поставлен на его обсуждение.
III
Должно заметить, что предложенный Предсоборному Присутствию проект, в некоторых частях, не лишен достоинств и, по тщательности разработки, может даже показаться очень обстоятельным. Но эти мелкие достоинства совершенно не окупают его коренных недостатков.
Прежде всего проект переходит все границы бюрократической страсти к регламентации малейших подробностей в жизни прихода. Он полон веры в форму. Составителям как будто кажется, что до них приход замирал только потому, что некому было приказать ему воскреснуть. Теперь форма организации изобретена, признание будет дано, и все пойдет прекрасно. Самостоятельности человеческой они не понимают, и это проявляется в единообразии их предписаний для всех местностей и племен православной России.
Составители не считают нужным сообразоваться ни с разнообразием состава приходов, ни с духом веры народа, ими организуемого. Проект имеет в виду каких-то отвлеченных «христиан», какие-то математические единицы, а не действительных живых людей России нашего времени, со всеми их недостатками и достоинствами. Он не думает и о том, что множество прихожан только по случайности числятся христианами. Он не думает и о том, что множество других прихожан в действительности живут гораздо более высокою верой, чем он старается водворить. Всех жителей данной местности он считает однородными и наделяет их одинаковыми правами, подчиняет большинству голосов, обязательным обложениям, «братским» выговорам и т. п.
На самом деле совсем не так одинаковы люди, соединенные случайностью местожительства в наш приход. Тут рядом живут и действительно православные, и неверующие, и люди, готовые воспользоваться приходскою организацией для целей политических или социальных, есть и прямые враги Церкви. Тут живут разнообразнейшие оттенки еретичности. Тут живут рядом страсти не только возвышенные, но и самые низкие, люди, борющиеся между собой за наживу, хозяева, притесняющие рабочих, и рабочие, разоряющие хозяина, и распропагандированные социалистическими ораторами. Тут вообще кипит жизнь во всей борьбе страстей и интересов.
Это вовсе не «братья», добровольно сомкнувшиеся около храма, а совершенно случайные люди. Сплочение прихода в крепкую общину легко возникает в сектах, особенно преследуемых, потому что они подбирают своих членов исключительно среди единомыслящих и живут изолированно от остального мира. Но совершенно не таков состав православного прихода, который представляет соединение лиц, не подобранных преднамеренно, а всех, какие оказались на этом месте. Эта случайная сборность людей православного прихода составляет факт, которого нельзя игнорировать, когда мы составляем общий для всех устав.
Но если проект устава игнорирует эту неизбежную слабую сторону всякого национального прихода, то он не менее игнорирует и высокие свойства множества православных людей, во всех наших приходах имеющихся.
Проект, например, все свои надежды на средства прихода возлагает на обязательное обложение, которое и вводит в противоречие с православным понятием о добровольной жертве как источнике обеспечения нужд Церкви. Между тем мы знаем, что добровольная жертва обыкновенно доставляет у нас такие огромные средства, каких не может доставить обязательное обложение.
Точно так же проект нормального устава, - стремясь сплотить верующих в узких пределах приходской общины, - совсем забывает, что православные люди и теперь живут, в бытовом религиозном отношении, несравненно высшею жизнью, чем проектируемая уставом приходская.
Профессор И. С. Бердников, в своей критике, говорит, что в проекте IV Отдела проявляется попытка соединить два противоречащих начала: церковную норму устройства прихода и понимание прихода как самоуправляющейся общины. Эта последняя, по существу, есть, конечно, идея протестантская.
Я этим не хочу сказать, чтобы у составителей устава было протестантское верование. Конечно, нет. Но у них очевидна ошибка организационной мысли, подсказанная, мне кажется, протестантскими образчиками приходского благоустройства. И со свойственною русским прямолинейностью, став на этот путь, устав IV Отдела идет даже дальше протестантов по пути, ими указанному. Стремясь создать самоуправляющуюся крепкую общину, проект так преувеличивает власть общинной дисциплины над отдельным членом, как этого не сделают и протестанты. А между тем это особенно расходится с духом православного благочестия.
Между духом православного и протестантского благочестия огромная разница, не принятая во внимание составителями устава IV Отдела.
В протестантском приходе люди, далеко не сходные в своей личной вере, легко сплачиваются на идее, удобной и благопристойной мирской жизни. У нас же - кто не верит, тот и свое благоустройство начинает создавать не на христианской идее. А кто верит, тот стремится жить верою.
Это имеет последствием то Обстоятельство, что наш верующий стремится не столько к общинной религиозной жизни, сколько к всецерковной, вселенской. Стремление же к вселенской религиозной общественности нельзя втиснуть в рамки жизни протестантского прихода, ибо оно на каждом шагу уводит человека из прихода на простор вселенской святыни.
Достаточно каждому православному оглянуться на то, что делается вокруг него. В Москве, например, разве мы живем религиозно только в своем приходе? Уж, конечно, в Москве клир не может пожаловаться на невнимание прихожан к его нуждам, и храмы не пожалуются на плохое их украшение. Но, тем не менее, москвичи живут не только в своем приходе, а и в чужих. Такие храмы, как Рождество в Путинках, священно-мученика Антипия, Св. Трифона, Ивана Воина и т. д., вечно наполнены чужими прихожанами, которые там служат молебны. Как ни чтим мы свои приходские храмы, но святыни Кремля для всех москвичей еще выше и объединяют всех православных.
Но бытовая религиозная жизнь не ограничивается пределами города. Десятки тысяч москвичей считают долгом говеть у Сергия Преподобного, к Сергию же Преподобному в Лавру ездят наши школьники в начале и конце учения. К Сергию же в Лавру идет воин перед походом. Все живут общецерковною религиозною общественностью, а не своею приходскою. И посмотрите: какова близость между богомольцами, стекшимися, например, в Лавру, или в какой-либо городской святыне! Они сошлись из разных мест, видят друг друга, может быть, в первый и последний раз в жизни, - но здесь, у святыни, между ними устанавливается такая близость, какой не встретишь и в приходском храме.
Но общение на всецерковной святыне не исчерпывает вселенскости религиозного быта. То же общение повторяется в отношении духовничества и учительства. Стоит явиться в каком-либо приходе батюшке, умевшему особенно затронуть сердца, - и к нему начинают тянуться изо всех приходов... Кому это неизвестно?
Искание даров святости повсюду, где ее проявил Господь, есть характеристическое православное свойство, сказывающееся в русской религиозности. Из деревень народ точно так же тянется всюду, где зачует святыню или духовный дар. Отовсюду идут к отцу Иоанну Кронштадтскому, к Оптинским и Киевским старцам, шли к почившему отцу Варнаве и т. д. Недавно писали об отце Георгии Чекраковском (Орловской губернии), который привлекает толпы верующих, ищущих духовного совета, из далеких чужих приходов в свой захолустный, недавно нищий, деревенский приход.
Стремление к вселенской святыне и всецерковной общественности уводит русского и за пределы родины, в Иерусалим, на Афон, в итальянский Бари, окрещенный нами в «Барград». Всюду идут, где объявляется дар Божий. Из этой вселенской общественности родилась и наша Оптина Пустынь. В Карпатах далекой Румынии великий духовник был открыт нашими искателями святыни, и духовничество было перенесено учениками Паисия Величковского в Оптину пустынь, тогда еще не знавшую старчества.
Проявления этого чувства бесчисленны. И куда только на этой почве не достигает благочестивая жертва, без всякого обязательного обложения: и в Палестину, и в Аргентину, и в Японию - всюду, где заслышится призыв Вселенской Церкви.
Это стремление к вселенской церковной жизни, конечно, нисколько не исключает приходской жизни, но оно несовместимо с облечением слишком большими правами случайного территориального «большинства» над отдельным членом прихода. В этом «большинстве» множество лиц не имеют религиозно-нравственного авторитета для человека верующего, и потому он им ни за что не подчинится в деле душевного спасения.
IV
Да и с точки зрения оживления церковно-религиозной жизни, протестантское общинное начало вовсе не желательно раздувать и преувеличивать. Для поднятия и оживления церковно-религиозной жизни нужно усиливать сплочение действительно верующих. Этим сплочением наилучших в религиозном отношении сил может быть создан тон жизни и в остальных частях населения. Но в территориальном приходе большинство составляют люди средние и худшие, в смысле религиозном, люди, более склонные к простому житейскому благоустройству, а не к жизни верой. Они-то наиболее постараются воспользоваться правами приходской общины, создавая ее замкнутость на местных интересах.
Подчинять чуткую религиозную личность массе средних и худших - это значит лишь постоянно заглушать религиозное чувство, которое выращивается в народе влиянием лучших религиозно людей, тянущихся к вселенской святыне, а потому и в приходе являющихся опорой его значения как Церковного установления.
Итак, заботясь о поднятии религиозной жизни, мы не должны заглушать в приходе ничего, привязывающего его к вселенской церковности. Мы должны всемерно охранять иерархическую власть и священство, являющиеся внешним объединением вселенскости церковной жизни. Каковы бы ни были их случайные личные недостатки, представители священства, по своему личному положению, по организации, привязывают приход ко вселенской церковности. Масса же случайного населения, как составная часть «юридического лица», никак не должна получать таких прав, которые способны фактически подрывать значение священника или епископа, подавлять властью массы чуткую религиозную личность и отрывать приход от вселенской Церкви, замыкая его во внутренних интересах. Во всех этих отношениях проект IV Отдела погрешает на каждом шагу.
Значение священника он понимает, а значение толпы, проживающей в приходе, повышает до чрезмерности.
«Деятельность приходской общины, - говорит проф. Бердников, - должна простираться почти на все стороны приходской жизни, причем положение в приходе священника, пастыря и настоятеля прихода, совершенно стушевывается. По проекту, священник является только председателем приходского совета и общего собрания прихожан. Вся власть в приходе усвояется приходскому собранию (в § 33 сказано «Приходское собрание есть главный распорядительный орган в приходе»). Такая организация прихода неправильна с православной точки зрения. Приходский священник есть представитель власти епископа в приходской общине и исполнитель его пастырских полномочий... Низводить его с указанного положения в представителя только общины и председателя приходских собраний - неуместно...»
Давая такое перевесное положение мирянам, проект и в их среде дает все права не качеству, а количеству. С точки зрения повышения религиозной жизни, мы бы должны были заботиться о сплочении наиболее христианских частей прихожан. Проект же смотрит в религиозном деле с чисто гражданской, демократической точки зрения, стараясь объединить непременно всю массу, хотя составителям не может быть неизвестно, что среди нее огромное количество лиц вовсе не отличаются сколько-нибудь горячими христианскими чувствами или усердием к церковному делу.
Всех жителей с 25-летнего возраста проект облекает властью управлять приходскою общиной и властно регулировать религиозную жизнь личности. В погоне за этою всенародною организацией, он самым небрежным образом относится к тем уже существующим церковным организациям, около которых уже несколько объединились более деятельные силы приходов. У нас на 50.000 приходов имеется около 19.000 церковно-приходских попечительств, которые объединили около себя много сил, привлекли на церковно-приходское дело немало и материальных средств, исчисляемых, за все время, многими десятками миллионов рублей. По § 74 «проекта», до введения этого устава, попечительства «сливаются» с новым демократическим приходом, и собранные ими суммы поступают в кассу приходов. Мыслимо ли подобную операцию производить без совещания и согласия самих Попечительств? Ведь это грозит только смутами и ссорами внутри приходов. Правда, в § 109 есть смутная оговорка, что в приходах, где не введен проект устава, дела могут идти по-прежнему. Но кто же решает вопрос о введении устава? Совершенно не объяснено.
Нарушая каноническое равновесие власти в пользу массы прихожан, проект создает чрезвычайную путаницу как в материальных отношениях прихода, так и в духовных. Вследствие этого, между различными чинами Церкви, епископом, священником и мирянами, могут возникать лишь недоразумения и ссоры, в результате которых масса, как численно сильнейшая, может идти все далее по пути узурпации исключительного значения в церковных делах. Но, при известных условиях, в этой путанице возможны незаконные и несправедливые захваты и со стороны священника, и епископа. Все зависит от того, кто окажется ловчее и сильнее.
В материальном отношении эта путаница особенно усиливается с принятием формулы III Отдела, 15 декабря.
Согласно ей, собственником всего имущества приходов, начиная от храма и кончая ссудными кассами и образцовыми хуторами, - является вся Русская Церковь. Заведование же вверяется «приходу», то есть всей массе населения, вкупе с причтом. И эта община, наконец, находится в канонической зависимости от епископа. Тут все словно подобрано для ссор. Каноническая зависимость означает, что распорядителем церковного имущества является епископ. Следовательно, он, с этой точки зрения, может вверить заведование кому угодно, например, устранить и приход, и священника, и, вместо того, прислать своего эконома. Но по формуле - «заведование» принадлежит приходу. Какой же смысл имеет тогда каноническая зависимость от епископа? Разве тот, что священник может обжаловать решение приходского собрания? Но если он не обжалует, - то в чем же проявит епископ свою каноническую власть над имуществом, если оно расхищается священником и прихожанами? Да, сверх того, «собственником», конкретно, является высшее церковное управление. Что же скажет приход, если этот собственник решит отобрать собранные прихожанами капиталы? А если собственник не может этого сделать, то какой же он собственник? Путаница получается невероятная. Вот что значит соединять противоположные идеи «церковного учреждения» и «самоуправляющейся общины».
Всякий, мало-мальски знакомый с практикой жизни, поймет, что право апелляции на приходское собрание в высшей степени трудно осуществимо для священника как председателя собрания. Это создает явную ссору. Давление прихожан сделает священника безмолвным. Да апелляция епископу едва ли много и составит, потому что епископу тоже трудно ссориться с общиной, и у него нет средств принудить ее к повиновению. Конечно, незачем было бы предполагать непременно такие конфликты, если бы дело не касалось материальных интересов и если бы приход не был так демократизирован. Но он включает в себя равноправными членами всех жителей, не находящихся под штрафом. Ясно, что в такой массе высота нравственно-религиозного напряжения не может быть высока. А материальный интерес тем легче заговорит в ней, что в числе имущества, принадлежащего «Православной Русской Церкви», найдутся всегда такие части, которые, по сознанию прихожан, принадлежат только им, ибо они это собирали и создавали, и не для всей Русской церкви, а именно для себя, как, например, капиталы касс взаимопомощи. На такой почве конфликты неизбежны.
Нужно еще взять во внимание, что ни одно учреждение не доводит всеобщей подачи голосов до такой крайности, как приход IV Отдела. На приходском собрании имеют голос все. А у нас, в среднем, на приход считается более 2.000 душ, то есть по крайней мере человек 600 взрослого мужского населения.
В городах есть приходы с десятками тысяч душ, а в деревнях 600 членов приходского собрания рассеяны на огромных пространствах, с труднопроходимою дорогой. Нет и зданий для сбора таких масс. Профессор Бердников справедливо заметил, что проект должен бы был прибегнуть хоть к представительству, а не к поголовным собраниям... Но проект, не желая вводить председательства, решил зато, что для действительности собрания достаточно, если явится 1/10 часть членов, а в случае если собрание не состоится за их неявкой, то следующее собрание действительно при любом числе членов... Это значит раскрыть широчайшие двери всякой узурпации, так что каких-нибудь полтора десятка наиболее ретивых или сговорившихся между собой приходских политиканов будут ставить самые невероятные решения. Как же не явиться конфликтам, особенно на имущественной почве?
Легко видеть, что в отношении имущественном составители скороспелой формулы 15 декабря совершили недозволительную ошибку, смешав нравственное право с юридическим. Понятно, что, с нравственной стороны, все жертвуемое нами на церковное дело - приносится Богу, а следовательно, в этом смысле, принадлежит вообще всей Церкви. Но это есть дело нравственного сознания, внутренний закон верующего чувства. Юридически же этого немыслимо вводить. Обеспечение данного имущества за всею Церковью нередко даже и достижимо только тем, что юридически оно получает перед законом какого-нибудь частного собственника. Так, в Японии даже храмы записываются теперь на имя какого-нибудь частного лица. Понятно, что этот юридический собственник не имеет и мысли о том, чтобы храм принадлежал ему, а является лишь верным сберегателем церковной собственности. Множество жертвователей и у нас так же смотрят на себя только как на распорядителей в отношении имущества, уже не их, а Божьего, то есть принадлежащего всей Церкви.
Идеалистическая формула 15 декабря, вводя путаницу в имущественные отношения Церкви, в то же время создает огромный риск, в случае каких-либо секвестров церковных имуществ.
Они бывали у нас и прежде, и стали еще возможнее в будущем. И тут, при признании Церкви единственным собственником всех приходских имуществ, - православные русские могут быть до нитки обобраны какою-нибудь «прогрессивною» Государственною Думой, так как они юридически не собственники своих касс, богаделен и хуторов, а простые «заведующие» секвеструемого имущества Русской Церкви.
Да, впрочем, и помимо таких чрезвычайных случаев, нет никакой надобности преувеличивать юридическую власть высшего церковного управления над имуществом православных жертвователей. У нас множество полезных для Церкви дел созидается именно потому, что жертвователь свободен. Присвоение какою бы то ни было властью того состояния, которое человек нравственно дает Богу, - только угашало бы усердие жертвователей или побуждало бы верующих соединиться в союзы вне прихода, на основании гражданского закона об обществах. Им покажется спокойнее таким внеприходским способом организовать свои кассы или мастерские с богадельнями, ибо на них тогда не может посягнуть никакой «собственник», кроме тех, которые действительно создали данное общеполезное учреждение. Сочиненная IV Отделом формула 15 декабря, таким образом, будет не сплачивать людей в приходе, а лишь побуждать их устраиваться вне прихода, хотя бы за это им и делали какие угодно «братские увещания»...
V
Определяя так неудачно имущественные отношения Церкви и прихода, проект IV Отдела в то же время, по какому-то разбегу протестантской организующей мысли, дает собранию мирян права чисто пастырские в духовном отношении.
Корпорация, община, и вообще гражданская организация, могут и должны требовать от своих членов приличного поведения. Но общественная дисциплина не может переходить в область дел совести, в область слежения за грехом. Это понятно только у сектантов, отрицающих священство и переносящих на общину ту благодать, которая в Православии принадлежит священству. Но подобные замашки больно задевают православное чувство и разрушают ту тонкую и деликатную дисциплину, какою у нас охраняются вера и нравственность.
Наблюдение за верой и нравственностью, по православным понятиям, составляет дело пастырское и принадлежит ведению облагодатствованного духовника. Проект же переносит эти права на приходское Собрание и Совет (§§ 41, 54, 92) *. Эти собрания граждан, под председательством священника, обязаны следить за посещением прихожанами храма, за исполнением «долга исповеди и св. Причастия», делают «порочным членам» «братские увещания» и «выражают порицание».
* § 41 в первоначальной редакции «Церковных Ведомостей». № 27) был совершенно невероятен и исправлен лишь на осенней сессии, вероятно, под влиянием критики моей и проф. Бердникова.
Не думаю, чтобы епископ сам имел право передавать свои пастырские полномочия лицам, не облеченным священным саном. Это значило бы создавать общинный полицейский участок на месте, где властны и компетентны только посвященные на то духовники. Да притом и для священника обязательна тайна исповеди.
А по проекту ГУ Отдела, собрание граждан, - перед которым православный нередко не захочет и объясняться о причинах своих грехов и раскрывать тайники сердца своего, - не только судит его и наказывает, но записывает его грехи в стою шнуровую книгу, которая открыта для всех желающих и в которой желающие могут списывать даже копии (§ 78)... может быть, с целью опубликования в газетах!..
При переходе же в другой приход, грешник, как и все прочие, должен испросить выписку из этой книги живота, где будут прописаны все его прегрешения и наложенные за них взыскания!..
Нужно ли объяснять, что все эти слежения прихожан друг за другом способны только извращать религиозное чувство, порождая всякие сплетни, дрязги, шпионство, озлобление и лицемерное ханжество? Чуткий нравственно человек не в состоянии будет оставаться в таком приходе и должен бежать в какую-нибудь другую церковь, более деликатно прикасающуюся к душевным ранам человека.
Я отметил две крупные области - нравственную и материальную, в которых проект IV Отдела возбуждает величайшие недоумения. Но в нем такие недоумения на каждом шагу.
Проектируемое право обязательного обложения, конечно, нарушает понятие о добровольной жертве, которою православный мир живет со времен Апостольских. Обязательное обложение «проекта» ведет так далеко, что ему подлежат даже имущества православных, не проживающих в приходе, но только имеющих на его территории собственность.
Обложение по § 49 предполагается «обязательное» и «в равном размере», но в примечании допускаются и «другие нормы» обложения. Значит - возможно и прогрессивное.
Таким образом, и на почве обложения придется установить за православными такое же слежение, как и в отношении их бытия у исповеди и св. Причастия.
Подлежащие налоги, по «проекту», взыскиваются с прихожан «судебным» порядком, так что явится на сцену и полицейское взыскание...
Вообще православный человек попадет в такую зависимость от приходских властей, которая окажется, полагаю, нестерпимою. По § 10, православный обязан содействовать приходу во всем, к чему его призовет настоятель, приходское собрание или приходский совет. Но ведь даже перед государством человек обязан исполнять только закон, а не каждый призыв властей: здесь же прихожанин подчинен безгранично.
Устав не принимает в расчет, что у человека могут быть свои собственные убеждения или обстоятельства, способные оказаться в противоречии с призывом приходских собраний...
Естественно является вопрос: что делать верующему, если он не в силах стерпеть всех этих обязанностей, налогов, братских увещаний и полицейских взысканий, не хочет участвовать и в собраниях, которые выродятся, быть может, в совершенно не церковные, а в то же время он имеет потребность в молитве, в таинствах, в руководстве пастырском? Может ли православный уклониться от принадлежности к приходской общине или обязательно должен подчиниться этому игу?
Об этом проект умалчивает. Пробел большой, ибо таких верующих найдется, конечно, немало.
На каких правах можно обеспечить себе доступ к молитве и таинствам, уклонившись от обязанностей члена общины?
Проект умалчивает. По-видимому, приходится или быть фактически отлученным от Церкви, или записываться в приход. Или есть еще один исход: постоянно переменять место жительства...
Но доводя злополучного православного до такого безвыходного положения, на каком же основании Проект Устава полагает, что государственный закон даст своих православных подданных в такое обидное положение? Ведь Устав нельзя провести без санкции государственной власти. На каком основании государство может дозволить обложение имущества человека в пользу прихода, если этот человек не состоит в нем? Чем, какими услугами государству, приход IV Отдела надеется получить такие чрезвычайные права над личностью и имуществом подданного этого государства?
Тут проект устава совершенно нелогичен. У иных есть мысль сделать приход основною единицей гражданского управления. При этом понятно, что, как единица низшего государственного управления, приход может получить от государства и значительные права. Но проект IV Отдела вовсе не присваивает своему приходу значения мелкой земской единицы. У него - это учреждение чисто конфессиональное. При этом уже совершенно непонятно, на каком основании он надеется получить от государства такую чрезмерную власть над его подданными.
VI
Я далеко не исчерпал всех возражений, возбуждаемых проектом IV Отдела. Но не стану исчислять всех их ввиду того, что неприемлемость его, кажется, уже достаточно ясна. А между тем нам должно остановить внимание еще на одном в высшей степени важном обстоятельстве.
Дело в том, что этот невозможный приходский порядок имеет шансы на то, чтобы быть нам навязанным насильственно, и даже до созыва Поместного Собора.
В этом направлении нас влечет ряд стремлений, хотя и разнородных, но ведущих к одному результату.
Прежде всего должно отметить, что идея организации прихода проникла в высшие сферы, где возбуждает надежды создать таким путем опору расшатанного порядка и оздоровления умов, охваченных смутой.
Среди мрачных тревог современности, идея прихода блеснула светлым лучом. Явилась надежда, что, сомкнувшись на религиозно-общественной почве, около своего храма, русские люди в приходе дадут ту крепкую первоосновную общину, на которой могут прочно воздвигаться и верхние этажи политического строя. Понятно, что, при таких надеждах, является желание видеть поскорее осуществление столь благодетельной реформы.
Исполнительные власти, всегда чуткие к веяниям высших сфер, тем охотнее готовы содействовать этим желаниям, что проведение столь важного дела, понятно, может составить украшение деятельности администратора.
А в то же время являются еще два обстоятельства. Созыв Поместного Собора начал теперь устрашать почти всех. Боятся, что смутное время наше даст слишком неблагоприятную обстановку для спокойной деятельности Собора.
Затем, как известно, различные части Церкви у нас обнаружили некоторое разобщение, причем у каждой является ненормальное «самоутверждение». Появилось так называемое «пресвитерианское» течение, имеющее тенденцию усилить власть священников в ущерб епископату. Есть демократическое течение, имеющее тенденцию к усилению власти мирян в ущерб и епископату, и клиру. Но оба последние течения иногда входят и во временное союзничество, создавая тем большие опасности для епископата.
Эта внутренняя борьба сил, предполагается, может сказаться и на Поместном Соборе, угрожая в этом случае серьезнейшими разделениями. Отсюда является мысль: не лучше да оттянуть созыв Собора, в надежде, что спасти улягутся?
У других, наоборот, то же стремление оттянуть созыв Собора обусловливается желанием получше сорганизовать силы новых течений, пресвитерианско-демократических.
Но если откладывать собор, то очевидно, что некоторые меры к благоустройству различных сторон церковной жизни не терпят отлагательства, а стало быть, должны быть проведены синодально, административным порядком. В числе их, чуть не на первое место выдвигается приходская реформа.
В пользу этого соединяется множество разнородных соображений - и более, и менее законных. Некоторые представители духовенства рассчитывают, что, при современной смуте умов, священник получит все-таки больше возможности действовать, если будет связан в одну общину с прихожанами, так что требование религиозно-нравственной дисциплины пойдет не от него одного, а от паствы, которая свои требования сумеет поддержать более внушительною силой, чем та, какая есть у священника. Но есть и такие, которые видят в реформе способ давления на епископат вообще, и на Поместный Собор в частности.
Действительно, если на Поместном Соборе значительная часть членов, с совещательным голосом, предполагается, будет составлена по выборам Епархиальных собраний, а Епархиальные собрания составятся из выборных от приходов, то - если новаторы успеют овладеть приходом - они могут наполнить совещательную часть Собора своими людьми - представителями требований пресвитерианско-демократического «блока». Хотя на Соборе «решающий» голос принадлежит одним епископам, но давление массы совещательных голосов может быть непреодолимо. И вот почему находятся и такие лица, для которых проведение демократического проекта IV Отдела кажется желательным непременно до Собора, как средство придать ему желательный для них состав.
Собственно в отношении состава совещательной части Собора теперь борются две противоположные тенденции. Одну ее противники называют системой «фильтровки», то есть допущения епископами на Соборе лишь тех из числа избранных, которые им будут казаться лучшими. Другая тенденция, наоборот, состоит в таком же подборе на выборах «своих» людей, как это делается на политическом поприще.
Введение демократического приходского устава представляется для людей этого направления необходимо нужным раньше Собора, до Собора...
Считаю, однако, излишним напоминать, что с привлечением а число равноправных членов прихода всей массы его населения, в церковное дело вторгнется множество неверующих или сектантствующих, и даже фанатических приверженцев самых крайних политических и социалистических направлений. Если эти лица, сплоченностью и энергией, успели получить власть в прошлой Государственной Думе, то нет никаких оснований, чтобы те же самые люди, действуя в приходах, не успели достичь этого же и на Церковном Соборе. Бели масса населения России не умела провести своих истинных представителей в Государственную Думу, то эта масса населения, впускаемая теперь в приходские выборы, едва ли сумеет помешать Поместному Собору превратиться, в своей совещательной части, в такую же буйную «думу», не имеющую ничего общего с интересами духовной жизни.
И вот почему приходская реформа, дающая возможность к такой подготовке Собора, может стать большим бедствием для Церкви и Веры в России.
А между тем уже в ноябре, на IV Отделе, начались речи о ходатайстве ввести составленный проект прихода до Собора. Тогда эта тенденция не могла осуществиться. Но когда Особое Присутствие было распущено, - она немедленно стала пробиваться в газетной агитации и, конечно, не заглохнет, а будет искать себе тех или иных путей к осуществлению. Власти же, к сожалению, не услышали критики проекта от Особого Присутствия и, поддаваясь совершенно противоположным политическим надеждам, легко могут соблазниться оказать содействие тому, что способно на самом деле внести к нам лишь новую, еще более опасную, смуту.
Ввиду такого положения приходского вопроса, мне представляется необходимым, чтобы само православное общество, с одной стороны, просило правительство воздержаться от поспешных мероприятий, с другой стороны - занялось выработкой таких проектов приходской организации, которые бы не ослабили, а действительно увеличили сплочение православно-русских сил.