Лев Тихомиров

Таким образом, царь находился с нацией в непосредственном общении во всей области законодательства и суда. Но то же единение было проведено и во всем управлении.

В качестве центральных управительных учреждений, около государя имелись «приказы», некоторое подобие министерств. Они в разное время носили разные названия, их компетенция не была, с нашей точки зрения, правильно специализирована. Возникли они из того, что государи приказывали кому-нибудь из бояр ведать дела известной категории, причем начальнику, конечно, придавался штат служащих и возникало целое учреждение - «приказ». Приказы, ведавшие ряд дел, иногда потом разделялись на несколько отдельных, иногда несколько приказов сливались в один. Каждый приказ имел свои средства; на его содержание приписывались города и окладные люди, с которых он и получал доходы. Начальниками приказов бывали и члены боярской думы, и особо назначенные лица, но все они вели дела с докладами государю и по его указаниям.

В многочисленных канцеляриях приказов было множество дьяков, которые иногда заведовали самими приказами, и подьячих трех «статей»: старших, средних и младших. Это был элемент чисто бюрократический, игравший огромную роль не только фактически («быть так, как пометил дьяк», гласила пословица), но иногда занимавший авторитетное положение и в самой боярской думе.

Таково было управление центральное. На областное, местное, посылались воеводы, но кроме них существовали многочисленные общественные выборные власти.

Компетенция воевод была сложна и обширна. Воевода, как представитель царя, должен был смотреть решительно за всем: «чтобы все государево было цело, чтобы везде были сторожа; беречь накрепко, чтобы в городе и уезде не было разбоя, воровства, убийства, бою, грабежа, корчемства, распутства; кто объявится в этих преступлениях, того брать, и, по сыску, наказывать. Воевода судил и во всех гражданских делах» [Соловьев, т. ХIII, стр. 700 и след.].

Воевода ведал вообще всеми отраслями ведения самого государя, но власть его не безусловна, и он ее практиковал совместно с представителями общественного самоуправления.

Вторым лицом после воеводы является губной староста *, ведавший дела уголовные. Его выбирали дворяне и боярские дети. Иногда же он и назначался свыше.

* Термин «губной» у нас имел двоякий смысл: были власти губные, т. е. областные (от слова губа), и власти и дела губные в смысле уголовном (от слова губить, погубить).

Затем следует земский головной староста - власть выборная городским и уездным населением. При нем состояли выборные от уездных крестьян советники. Они составляли земскую избу. Дело земского старосты и советных его людей состояло в раскладке податей, выборе окладчиков и целовальников (целовавших крест). В дело распределения оклада воевода не мог вмешиваться, точно также и в выборы, не мог сменять выборных лиц, и вообще не имел права вступаться в «мирские дела». Кроме выборов, земская изба заведовала городским хозяйством, разверсткой земли и могла обсуждать вообще все нужды посадских уездных людей, довода о чем считала нужным, воеводе или же в Москву.

Земский головной староста был представителем «мира» перед правительством, должен был защищать мир от воеводы.

У крестьян уездных, кроме общей с городом земской избы, были и свои власти. Крестьяне выбирали своих общинных старост, «посыльщиков» (для сношений с воеводой и его приказными людьми), выбирали земского пристава «для государева дела и денежных сборов». Были волости, выбиравшие земских судей, целовальников (полицейские власти) и сотских. Приходы выбирали также священников и церковных дьячков, которые имели значение сельских писарей. По грамотам Грозного, монастырские крестьяне выбирали у себя приказчиков, старост, целовальников, сотских, пятидесятских, десятских, а для «губных дел» (уголовных) - губных приказчиков, губных целовальников и дьячков. Монастыри определяли свои отношения к крестьянам «уставными грамотами» [Соловьев, том VII, стр. 661].

По царскому судебнику всякие правители, назначаемые в города и волости, не могли судить дел без общественных представителей: «на суде у них быть - дворскому и старосте, и лучшим людям» [Беляев, «Крестьяне на Руси»]. Беляев замечает, что закон в этом отношении не полагал различия между крестьянами вольными и владельческими.

Наконец, по всем вообще делам - весь народ имел самое широкое право обращения к Государю. «Правительство, замечает Соловьев, не оставалось глухо к челобитьям. Просил какой-нибудь мир выборного чиновника вместо коронного - правительство охотно соглашалось. Бьют челом, чтобы городового приказчика (по нашему коменданта) отставить и выбрать нового миром: государь велит выбирать» и т. д. [Соловьев, том ХIII, стр. 715]

В общей сложности система управительных властей Московского государства отличалась множеством технических несовершенств, случайностью складывания учреждений, отсутствием их специализации и т. д. Но в этой системе управления было одно драгоценное качество: широкое допущение аристократического и демократического элементов, пользование их общими силами, под верховенством царской власти, со всеобщим правом челобитья к царю. Это давало Верховной власти широкое осведомление, сближало ее с жизнью всех сословий, и во всех Русских вселяло глубоко убеждение в реальности Верховной власти, все направляющей и все устраивающей.