Выбрать шрифт:
Тесную связь царской власти с нацией в Московском государстве еще более усиливали ее отношения с Церковью и церковным управлением. В этом отношении иногда жалуются, что и в Московском государстве церковное управление находилось все-таки в большой зависимости от светской власти. Такие жалобы странны. Невозможно ни представить, ни даже допустить, чтобы государство и церковное управление, живя совместно, не вступали в известные взаимообязанности. Правильные отношения государства к Церкви вовсе не состоят в подчинении государства церковной власти. Государство имеет свои права, которым церковное управление в свою очередь обязано подчиняться.
Точно также нельзя себе представить, чтобы, при самом правильном союзе государства с Церковью, никогда не происходило никаких незаконных посягательств государственных властей на права церковной власти и наоборот. Это - как всякое нарушение нормы - неизбежно в человеческих делах. Положением правильным мы должны признать такое, которое основано на правильном принципе и фактически успевает, в общей сложности, достигать соблюдения его, хотя бы с отдельными отклонениями в обе стороны от нормы. В Московской Руси именно и была достигнута такая правильность.
Вообще церковная жизнь в Московской Руси была поставлена на правильные основания. Духовенство не было кастой, как впоследствии. Низшее приходское духовенство избиралось мирянами и пополнялось в значительной степени людьми непосредственно из народа. Монашество подбиралось изо всех сословий, и в числе его членов видное место занимали люди из слоев княжеских и боярских. Церковная иерархия, первоначально имевшая нисколько иноземный (греческий) состав, скоро сделалась вполне национальной. Она одинаково блещет именами аристократическими и людьми из массы народа. Таким образом, по составу своему, священство и иерархия вполне составляли часть нации.
Действия церковной власти были проникнуты духом соборности. Управительная власть Церкви - митрополиты, а потом патриархи, имели огромное значение, и отдельные епископы находились у них в сильном подчинении. В этом отношении власть митрополитов едва ли уступала патриаршей. Но эта могущественная центральная власть Церкви действовала во всех важных случаях соборно.
Соборы малые и большие происходили часто, по всем запросам церковной жизни. Уже в 1274 г. во Владимире происходил собор «по исправлению церковному» (при митрополите Кирилле). От XIII века имеется устав о способе избрания епископов. Согласно уставу, для этой цели митрополит должен созвать всех епископов, а от не явившихся получить записи на согласие с решением собора. Засим собор избирает трех кандидатов, из числа коих уже митрополит постановляет одного, кого сочтет лучшим [Соловьев, «История России», книга I, стр. 258]. Соборно совершались все важнейшие дела. Так при Василии был собор для изгнания митрополита Исидора, принявшего Флорентийскую унию. Собором постановлено самостоятельное избрание русских митрополитов. В 1401 году митрополит Киприан собрал собор в Москве для отрешения двух епископов. В 1498 и 1504 гг. созывались соборы по поводу борьбы с «жидовской ересью» [87].
В 1561 году состоялся знаменитый Стоглавый собор. В 1554г. собор по поводу ереси Башкина [88]. Вообще по поводу ересей они возникали нередко (как в 1582 и 1698 гг.), но собирались и по поводу всяких других церковных дел. Так было в 1580 и 1573 гг., а засим собор об исправлении книг, в 1621 г. о крещении латинян, в 1656 г. о крестном знамении, в 1660 и 1666 гг. по делу патриарха Никона. Соборы происходили до самого конца XVII века (1684-1698 г.) и был даже один в XVIII.
Огромное значение соборов, как церковной власти, видно уже из их столкновений с высшими властями иерархии и государства. Так, например, ересь жидовствующих в свое время казалась необоримою. Ее усвоил даже сам митрополит Зосима, она имела видных членов при дворе, и уже успела окружить великого князя сетью таких влияний, что он был против всякой борьбы с еретиками. Но соборы 1498 и 1504 годов справились со всеми противодействиями. Митрополит Зосима принужден был отречься от своего сана, а придворные сторонники ереси потерпели жестокую казнь. Конечно православный дух не может одобрить этих казней, но я указываю лишь на огромную силу соборов. Она очень наглядно показала себя и в 1621 году при Михаиле Феодоровиче. Собор 1621 года созван был в связи с вопросом о том, требуется ли перекрещивать жениха царевны Ирины Михайловны, королевича Вальдемара? Царь Михаил Феодорович крайне желал этого брака по причинам и личным, и политическим. Королевич же Вальдемар никак не хотел принять перекрещивания, которого требовали православные. При дворе была партия, убеждавшая царя в том, что нет необходимости крещенья, так как «оно у латинян вполне действительно». Но собор решил иначе, и царь счел необходимым покориться, как ни тяжко было ему отказаться от Вальдемара.
Современный летописец намекает, что даже преждевременная кончина Михаила Феодоровича произошла от огорчения по тому делу [Чтения в Императорском Обществе Истории и древностей Российских. А. Голубцов, «Памятники прений о вере», 1892 г.. Книга 2-я].
Вообще соборы представляли вполне реально высшую церковную власть, и государственная власть искренне это признавала, сама обращаясь к соборам при всяких недоразумениях.
Управительная власть Церкви, митрополиты и патриархи, пользуясь огромной силой, находились в самом тесном союзе с царской властью.
Трудно подвести итог той пользы, которую это давало Верховной власти. Митрополиты издревле старались прекращать удельные распри. В 1270 г. митрополит Кирилл писал ссорящимся князьям: «Мне поручил Бог архиепископию в Русской земле, а вам должно слушать Бога и меня. Не проливайте крови». И распря была действительно прекращена. Когда Борис отнял Нижний Новгород у Димитрия Суздальского, митрополит Алексей послал в Нижний преподобного Сергия уговорить князя возвратить похищенное, и Борис смирился. Митрополиты, как известно, особенно поддерживали московского князя и старались все русские области стянуть к Москве; они же всячески поощряли московских великих князей к свержению татарского ига. «Случаев, когда митрополиты являлись советниками и помощниками великого князя, было очень много, говорит проф. Доброклонский. Митрополит Алексей, которому поручено было умирающим князем Симеоном руководительство юными его братьями, был главным руководителем Иоанна Иоанновича, а потом Дмитрия Иоанновича, в малолетстве же его он стоял во главе боярской думы». «Митрополит Даниил при Василии Иоанновиче пользовался его неизменным расположением».
Митрополит Макарий при Иоанне Васильевиче Грозном имел большое влияние на государственную жизнь и на самого царя. К нему прибегал царь, когда нужно было защитить Воронцова от Шуйских. У Макария же царь спрашивал совета по поводу вступления своего в брак. Перед ним дал обет исправиться после пожара 1547 года. Отправляясь в поход против Казани, Иоанн просил благословения у Макария и в походе поддерживал с ним переписку. На время удаления из Москвы царь оставлял государство и семью на попечение митрополита. Зная силу митрополита у царя - литовские послы обращались неоднократно к его посредничеству и т. д. *
* А. Доброклонский, «Руководство по истории Русской Церкви», часть 2-я, стр. 107. Сам автор не совсем доволен государственно-церковными отношениями Древней Руси, но это зависит от того, что он чрезмерно широко понимает «права» церковного управления в гражданских делах. Нельзя также не упрекнуть проф. Доброклонского в черезмерном отождествлении «церкви» и «иерархической власти». Не должно забывать, что царь и его бояре были тоже членами Церкви.
Без сомнения - со своей стороны царь имел огромное влияние на дела церковные, но этого нельзя рассматривать как явление ненормальное. Напротив: идея союза между государством и церковью естественно требует не какого-либо одностороннего, но взаимного влияния. Особенно это относится к царской власти, так как царь является представителем мирян при высшем церковном управлении, в котором миряне имеют свою совершенно законную необходимую долю. Правда, у нас бывали случаи насильственного сведения митрополитов и их заточения. Но и это совершенно понятно при борьбе партий, если митрополиты, по необходимости или по неосторожности и властолюбию, в нее вмешиваются.
Что касается случаев, вроде столкновения Иоанна Грозного с Митрополитом Филиппом, то это со стороны царя было не проявлением нормального положения, а актом деспотизма. Но уже одна твердость митрополита в обличении царя показывает, как глубоко сознавалось право церковной власти на обличение государственной власти и на печалование о нуждающихся и обиженных.
Патриархат, увеличивая блеск Церкви, мало изменил отношения. Прежде сложившиеся отношения между Церковью и государством не прерывались во весь патриарший период. Они выражались во взаимном влиянии; государственная жизнь отражалась на церковной, гражданская власть принимала участие в делах Церкви, подобным же образом и церковная власть имела значение в жизни государственной. Сферы действия не были разграничены со всей точностью. От этого в одно время государственная власть больше, в другое время меньше вмешивалась в дела Церкви; точно также была в разное время неодинакова деятельность, какую церковная власть проявляла на политическом поприще [Доброклонский, часть 3-я, стр. 124].
Иногда роль церковной власти вырастала до чрезвычайности. Так было при Гермогене, когда патриарх стал единственным представителем нации. Так было при Филарете Никитиче. Так было некоторое время при Никоне. Эти отдельные случаи обусловливались обстоятельствами и личными качествами представителей государственной и церковной власти. Но в общей сложности отношения были самые тесные, проникнутые сознанием обоюдной необходимости и внутренней дополняемости. Сверх того, отношения царя с митрополитами и патриархами были непосредственными, без всяких «средостений». Голос Церкви и ее иерархии составлял также непременную принадлежность царского совещания с боярами и земскими соборами, а право церковной власти на «печалование» о всех обиженных и угнетенных давало новые связи государя со всем народом.