Выбрать шрифт:
«Человецы большим кленутся, всякому их прекословию кончина во извещение клятва есть» (Евр. 6,16) Присяга, или же клятва, есть именем Божиим утвержденное удостоверение о чистой истине объявляемого, или о верном исполнении обещаемого. Апостол Павел о клятве говорит вообще, что человецы большим кленутся, то есть клянутся обыкновенно тем, что выше и важнее человека. При этом Апостол, возможно, имел в виду обычай своего времени клясться не только именем Божиим, но также – небом и землею, Храмом и Алтарем. Все эти образы клятвы, по изъяснению Самого Христа Спасителя, имеют одно истинное значение, по которому прямо или не прямо относятся к Богу, и в Нем, Его имени имеют и силу, и важность. «Иже кленется Церковию, кленется ею и Живущим в ней: и кленыйся небесем, кленется престолом Божиим и Седящим на нем» (Мф. 23, 21–22).
Как же мы дерзаем в наших уверениях и обещаниях употреблять святое и страшное имя Божие? Позволительно ли такое дерзновение? И в каких случаях позволительно?
Решение этих вопросов мы имеем в словах Апостола: всякому прекословию кончина во извещение клятва есть, то есть клятва позволительна как крайнее средство удостоверения в случаях, когда бывает необходимо снять сомнение, прекратить прекословие.
Понятно поэтому, что если прекословие или сомнение, встречающееся в сношениях между людьми, не так важно, чтобы требовались чрезвычайные средства для устранения его; или если для этого есть простые, обыкновенные средства, находимые в свойствах и обстоятельствах дел, отношений, то в таких случаях обыкновенное, благоразумие не присоветует прибегнуть к чрезвычайному средству удостоверения, благочестивое чувство не должно позволить клятвы именем Божиим. Хочешь ли, например, чтобы поверили твоему слову в разговоре и твоему обещанию в общежитии? Во множестве случаев такого рода, большею частию маловажных, прибегать к клятве было бы и дерзновенно, и излишне.
Для такой степени удостоверения, какая нужна в подобных случаях, есть простые и ближайшие средства. Именно: говори всегда правду с точностию, без уклончивости, тогда простому слову будут верить, как клятве. Не давай обещаний, в удобоисполнимости которых ты не уверен, а данные обещания исполняй неизменно, и твоему простому обещанию будут верить, несомненно. К таким-то случаям относятся: древняя заповедь – «не приемли имене Господа Бога твоего всуе» (Исх. 20, 7), и заповедь Иисуса Христа – «не клятися всяко» (Мф. 5, 34), и увещание Апостола – «не кленитеся ни небом, ни землею, ни коею клятвою иною: буди же вам – еже ей, ей, и еже ни, ни: да не в лицемерие впадете» (Иак. 5, 12).
Но есть другого рода случаи, в которых для устранения сомнения, достижения удостоверения обыкновенные средства недостаточны; а недостижение удостоверения сопровождалось бы крайним вредом, не только частным, но и общественным. Отсюда происходит необходимость, от необходимости обязанность с крайним усилием достигать кончины во извещение, прибегать к крайнему средству удостоверения, какое только возможно.
Например, Государь и государство требуют от подданных верности вообще и в особенных служениях, должностях и поручениях. В сей верности нужно твердое удостоверение, потому что без сего не был бы обеспечен общественный порядок и даже не было бы общественной безопасности. Чем же обеспечить верность? Законами? Но чтоб они имели полную силу и действие, для этого нужна строгая верность в их употреблении; а чем же обеспечить верность в употреблении законов? Не честностию ли, предварительно дознаваемою? Для сего удобнее находить время, способы в необширном кругу частных сношений, нежели в необъятном пространстве государственных отношений. Власть употребляет ближайшие, важнейшие свои орудия, без сомнения, с предварительным испытанием и дознанием, поколику достигает и проницает человеческий ограниченный взор; но можно ли испытанием, дознанием решительно определить честность каждого из тысяч людей, прежде употребления их как орудий государства? Опять возвращается вопрос: чем верность обеспечить? Не честным ли словом? Но честное слово может быть принято обеспечением лишь из уст человека дознанной честности; а где предварительное дознание честности неудобоисполнимо, там не обеспечивает слово, которое себя провозглашает честным.
Кто не знает, что так называемое честное слово дают и те, которые не обеспечили его исполнения для самих себя и даже не думают о его исполнении! Чем же обеспечить верность? Не страхом ли наказаний? Как неприятно было бы, если б было возможно, основать общее спокойствие на одном общем страхе. Но это и невозможно; потому что могут быть нарушения верности, которых не может человеческая проницательность открыть и правосудие человеческое преследовать. Страх наказания нужен для обуздания склонных к преступлениям; но недостаточен для образования качества верноподданных. Посему неудовлетворительность более близких, обыкновенных средств к обеспечению верности приводит к чрезвычайному средству: к запечатлению обещаемой верности страшным великим именем Божиим, дабы каждый так уважал верность, как благоговеет пред Богом; дабы тот, кто вздумает дерзновенно коснуться своего обещания, встретился с именем Божиим, которое не есть только произносимый звук, но – призываемая сила Божия, проницающая души и испытующая сердца, благословляющая верных и карающая неверных.
Что сия кончина во извещение, сие крайнее средство удостоверения между человеками не есть просто человеческое учреждение или что клятва не есть только изобретение народоправительственного искусства, но что сию опору земного Царства приемля, утверждает и освящает само Небесное Царствие, сие нетрудно усмотреть из того, что клянется и Сам Бог. «Мною Самом кляхся, глаголет Господь» (Быт. 22, 16) Аврааму. Апостол изъясняет слово Господне как образец Божией клятвы: «Аврааму обетовая Бог, понеже не единем имяше большим клятися, клятся Собою» (Евр. 6, 13). Да и несомненно, что Бог приемлет в Свои руки только те из земных (человеческих) орудий, которые чисты, достойны неба.
Клятва именем Божиим в верном прохождении общественного служении и верном исполнении общественного дела, нужна как для удостоверения власти и общества, так и для утверждения самого обещающего верность. Верность не требует ли часто не только самоотвержения, но и самопожертвования? Не встречается ли она с искушениями, иногда грубыми, которые, однако, не всегда столь же легко отразить, как легко приметить, иногда тонкими, в которых можно запутаться почти неприметно? Самонадеянный положится в сем на себя, но едва ли сделает исключение из пророческого суждения, что «всяк человек ложь» (Пс. 115, 2), то есть вне помощи Божией. А имеющий более самопознания не успокоится от сомнения сам о себе, если не прибегнет к Богу и не утвердит в Нем своей надежды... «Верен Господь, в словесех Своих, и преподобный во всех делех Своих» (Пс. 144, 13). Благослови верность моего слова и преподобие моего дела! Являй мне истину, правду; даруй мне готовность к самопожертвованию за них, твердость, чтобы устоять против приражений сильной неправды, прозорливость, чтобы не запутаться в сетях хитрости или пристрастия! Так свойственно говорить сердцу человека, искренно желающего сохранить верность в служении и деле общественном; так и предписанный законом от дней предков образец присяги повелевает говорить: Господь Бог душевно и телесно мне да поможет!
Внимательные наблюдатели могут видеть в событиях, как поразительно иногда изреченную в законе Божием угрозу клятвопреступникам Провидение Божие приводит в исполнение. Вспомним одно древнее событие. Иисус Навин, при взятии первого по вступлении в обетованную землю города Иерихона, все драгоценности его назначил в приношение Богу, а все прочее на истребление мечом и огнем и клятвою обязал весь народ верно исполнить сие определение. Но один из народа, Ахар, не исполнил сего заклятия, усвоив себе тайно неприятельскую одежду, деньги и золотой сосуд. Что же произошло? Победоносный дотоле Израиль пред малым городом Гаем потерпел поражение. Отчего это? Сие изъяснил Бог: клятва есть в вас, то есть нарушение клятвы, «не можете стати пред враги вашими, дондеже измете от себе самих клятву» (Нав. 7, 13). И вслед за тем, по повелению Божию, посредством жребия открыт таившийся клятвопреступник, побит камнями, и чрез сие дело правосудия над клятвопреступником возвращены Израилю Божие благоволение и победоносная сила. Какой страшный пример! Одно клятвопреступное дело, один клятвопреступник тяжко вредит целому народу, и только особенная помощь Божия прекращает вред. Суд Божий не коснит обличить, поразить клятвопреступника, против которого не было свидетельства и которого никогда не нашел бы обыкновенный суд человеческий.
Да удалится от нас помысл неверности клятве! А чтоб он вернее был удален, поражайте его, как стрелою, грозным словом Божиим: «не очистит Господь приемлющаго имя Его всуе» (Исх. 20, 7). Если «не очистит Господь приемлющаго имя Его всуе», напрасно, легкомысленно, без нужды, то чего должен ожидать тот, кто, давая клятву пред Богом, употребил бы имя Божие неблагонамеренно и святотатственно, чтобы его святостию покрыть нечистоту своей неверности? «Погубиши вся глаголющая лжу» (Пс. 5, 7), но не прежде ли прочих погубиши, Господи, глаголющия лжу пред именем Твоим и лицем Твоим, лжущих, как Анания и Сапфира, не человекам, но Тебе, Богу? Когда Апостол Петр обличил Ананию сими точно словами: «не человеком солгал ecu, но Богу; слышав Анания словеса сия, под, издше»; а потом Сапфира после подобного обличения, «паде абие пред ногама его, и издше» (Деян. 5,4. 5.10). Сей пример, и многие примеры вне Священной истории показывают, что ложь пред именем Божиим и лицем Божиим, ложь клятвопреступления, как бы в нетерпение приводит небесное Правосудие, привлекает грозные, внезапные удары судьбы. Будем же помнить пророческое слово: «Господи, кто обитает в жилище Твоем? Ходяй непорочен и делаяй правду, глаголяй истину в сердив своем, кленыйся, и не отметаяйся» (Пс. 14).